Надежда Попова - Natura bestiarum.

— И, — подытожил Бруно, — сделав круг, мы возвратились к началу: полагаться можно только на себя.

— С учетом всех факторов, — повторил Курт, оторвавшись, наконец, от игры и с усилием потерев лицо ладонями. — Темнеет, — вздохнул он. — Скоро ночь. Ты — спать; я останусь за часового первым, потом разбужу тебя. После очередь Яна.

— А что же наш неугомонный воитель?

— Я с превеликим удовольствием отстранил бы его от любого участия в этом деле полностью, однако это лишь растравит в нем его недовольство, которое — как знать, чем может выплеснуться… Ему оставим предутренние часы. Помимо всего прочего, в подобном распорядке есть и еще один plus: отдежурив до утра, следующие полдня он проспит и хотя бы какое-то время не будет путаться у меня под ногами… Партию перед сном?

— Одну, — предупредил Бруно, придвигаясь к доске ближе. — И только из сострадания к твоему мятущемуся духу. Покинуть тебя сейчас в столь угнетенном состоянии было бы крайне безмилосердно.

— И несправедливо, — согласился он серьезно.

За игрой Курт почти не следил, без особенного усилия прореживая армию неприятеля; помощник передвигал фигурки лениво, не слишком раздумывая над ходами и явно не заботясь о выигрыше, исполняя обязанность противника лишь ради видимости. Сегодня, однако, напряженных баталий и не желалось — сейчас это апатичное перетаптывание с клетки на клетку было наилучшим фоном для мыслей, каковые, следовало признать, переминались так же вяло с ноги на ногу, точно позабывшие урок школяры. Сейчас эти мысли надлежало выстроить, наделить порядковыми номерами по степени значимости и вероятности воплощения и соотнести с предпринятыми мерами, убедившись в том, что сделано все возможное и ничего не упущено.

В существующем положении, в общем, выбор средств был невелик, и ничего, кроме уже совершенного, сделать было нельзя. Во владении Вольфа имелся старый охотничий лук, с которым тот временами охотился на кроликов, однако пребывало сие оружие в виде непотребном, ибо валялось позабытым уже второй год, да и прилагающиеся к нему стрелы не могли нанести сколь-нибудь серьезного вреда животному крупней собаки. В кладовой каморке Альфреда Велле обнаружились четыре некрупных волчьих капкана, используемые прежде по редкому случаю и позабытые; вряд ли эти ловушки могли нанести существенные раны ликантропу, хотя они были достаточно тяжелы и длиннозубы для того, чтобы доставить ему по меньшей мере основательные неудобства. После совещания с Ван Алленом, однако, идею окружить подходы к трактиру западнями было решено оставить: сугробы вздымались и перемещались, точно барханы в хорошую песчаную бурю, не оставляя надежными никакие ориентиры, и гораздо более допустимой в свете этого выглядела вероятность обнаружить в одном из капканов кого-то из постояльцев. Снабдиться годящимся к случаю оружием также не оказалось возможным — хваленая сталь высшего качества, предмет гордости майстера инквизитора с помощником и надменного странствующего воителя, сейчас была некстати; разумеется, и она все же имела свой смысл, однако лишь в том случае, если удастся отхватить нападающему конечность или снести голову. Чугунная утварь была сходу забракована: о том, что воздействие на ликантропов имеет лишь способное к окислению железо, Курт знал еще по опыту зондергруппы Конгрегации, с главой которой поддерживал в последнее время отношения постоянные, посему результаты ревизии привели к тому, из чего вывели — единственным, вооруженным в соответствии с обстановкой, был и остался Ян Ван Аллен. Из недр своего походного мешка охотник добыл набор стрел к своему ручному арбалету, среди которых, как успел увидеть Курт, наличествовали и серебряные. «Стальные, — возразил тот, когда помощник осторожно подивился обеспеченности бродячего ловца живности. — Посеребрены. Решает сразу массу задач: экономит место в сумке — эти приспособлены для боя и с, к примеру, стригом, и с простым смертным тоже… да и стоит меньше. Ну, и — смысла будет в серебряном заряде, если попадется стриг в доспехах?». «И часто доводилось встречаться со стригами?» — уточнил Курт, и тот вздохнул: «Да вот все жду».

Унылый юмор обстоятельств заключался в том, что, угрожай им сегодня стриг — и проблем было бы меньше. Как ни странно, с тем созданием, и более скоростным в сравнении с ликантропом, и более живучим, и оснащенным, помимо когтей и клыков, еще и психическими возможностями, от примитивного умения не дать себя увидеть до способности превратить человека в послушного раба — с ним совладать было бы куда как проще. Серебро, пресловутый чесночный сок, огонь, солнечный свет… Как показала упомянутая Ван Алленом ульмская история — даже освященные предметы нет-нет, да и имеют некоторое воздействие на отдельные разновидности стригов. По иронии судьбы, эта доисторическая блохастая псина является противником гораздо более опасным…

— Парень определенно тобой заинтересован, — заметил Курт негромко, с усилием отвлекшись от безрадостных мыслей. — Почуял родственную душу, не иначе.

Помощник удивленно вскинул взгляд, глядя на сумрачного Хагнера-младшего, идущего к их столу — на сей раз вместе с матерью.

— Может, исповеди возжелал? — усмехнулся Курт и воззрился с ожиданием, когда оба остановились подле, глядя в пол и переминаясь с ноги на ногу.

— Я… — начал мальчишка нерешительно и, прокашлявшись, договорил: — Я хотел извиниться.

— Не хотел, — возразил Курт убежденно, и тот поднял голову, глядя по-прежнему мимо его глаз.

— Да, не хотел, — согласился Хагнер с готовностью. — Я хотел сказать спасибо. Признаю, с моей стороны не поблагодарить вас было неучтиво. Но лично я полагаю, что извиняться мне не за что.

— Максимилиан! — начала Амалия испуганно, и помощник воспрещающе вскинул руку:

— Нет, не надо. Он, в общем, прав. Он заботился о тебе.

— Больше некому, — произнес мальчишка просто; Бруно кивнул:

— Понимаю.

— И все же простите, — неловко улыбнулась она. — И… еще раз спасибо.

— Брось, — отмахнулся тот. — Было бы за что. И, послушай, пока все это продолжается, пока мы вынужденно заперты здесь — если вам будет что-то нужно, если потребуется помощь…

— Зачем вы это делаете? — перебил Хагнер; помощник указал на скамью против себя:

— Присядьте. Разговоры о мировоззрениях краткими не бывают… Как себя чувствуешь? — поинтересовался он, когда оба осторожно, словно боясь уколоться, опустились на скамью; мальчишка пожал плечами:

— Нормально. Я вообще не болею. Ну, обычно. Через пару дней все будет в порядке. Так зачем вам о нас заботиться?

— Как ты там сказал — «больше некому»?.. Наш радушный хозяин, конечно, добрый христианин, просто выгнать на мороз попавших в беду — да, не отважился, однако на большее и он не способен.