Дарья Конoненко - Ответ большевику Дыбенко

А вот и Крысюк, ищет деготь по селу. Эстет недобитый, ему не нравится, что колеса при движении скрипят. В шесть утра. Хоть обоз вчера починили, возились чуть ли не до ночи. И еще один на свежий воздух выполз, рука на косынке, сломал он ее, что ли? Зевает, аж челюстями хрустит.

О, и Митенька объявился. Сторонится. И так за вчерашнее неудобно. Командир на улицу выскочил. С чего бы это? Тараканов на завтрак наелся?

– Ану марш в хату. Все.

Вот тут прогрессор понял, что день уже выдался препоганым.

– И как это называется? – эсер поставил на стол какой–то стеклянный флакон с притертой пробкой. Во флаконе был белый порошок, примерно треть сосуда.

– Кокаин? – пискнул гимназист.

– Правильно. И я хочу знать, куда делась треть флакона.

– Высыпалась? – Гвоздев еще не проснулся как следует, а на голодный желудок соображал плохо.

– Нет.

– Может, флакон треснул? –гимназист горел желанием помочь.

– Целый флакон. Надо у остальных поспрашивать. У вас алиби есть. Семен, ты ночевал не здесь – Гвоздев кивнул – студенту было не до того – Лось покраснел по уши – ты тоже – гимназист умильно посмотрел на командира.

– Палия проверить надо. Он по улице шастает, – предположил гимназист.

– Проверю, – командир смотрел в окно, – найду сволоту – устрою ему вивисекцию.

– Что? – Лось не понял, что именно хотел устроить командир.

– Операцию без наркоза. Нечего анестетик уводить.

– Или ей, – Гвоздев дожевал остатки яичницы со сковороды, – может, это белогвардейская диверсия.

– Или ей. Женщина более чувствительна, вполне может взять себе для успокоения нервов и боли при определенных состояниях.

– Расходитесь. Коней проверьте, оружие лишний раз почистите. До Могилы нам два дня ехать.

«Тоже мне, сыщик нашелся! Даже не обыскал никого!» – думал прогрессор, заглатывая соленые огурцы, хлеб и сало по дороге к месту дислокации Демченко.

Тот удивленно выпучил единственный глаз на кроссовки, только подошву сильнее оторвал. Нет, гвоздями тут не прибить. Потому что никак. Босым походишь. Да, командир тут уже был. Прошерстил усю телегу. И мои карманы – тоже. Пошел трясти своего бандюгу.

Лось мысленно пожелал одноглазому «всего хорошего» и решил навестить таинственную девицу.

Увы, Зеленцова могла служить иллюстрацией к мифологическому сюжету «девственница, укрощающая чудище», а точнее – вычесывающая лохматую и на редкость дурную башку Палия. Вшей у него хватало на дивизию. Или на полторы. А что ж еще с этим бандитом контуженным делать? Ведро то он принес, и теперь умаялся. Вполне закономерно. Сказано тебе – лежать неделю, вот и лежи. А не выкаблучивайся перед непонятно кем непонятно зачем. Мозг – орган нежный, даже у тех, кто им не пользуется.

На кухне крутился Паша, проливая горькие слезы. Лук, хоть и прошлогодний, но злющий, что твой донской казак. Лось понял, что завтрак будет весьма нескоро.

По улице шастал командир. Опросить отряд в сорок человек – для этого ж время нужно. Да и получится ли налет? И на что этот налет будет? И до какой могилы ехать? Придумал же кто–то название.

Пробежала женщина, волоча за собой растрепанную девицу. За косу. Командир остановился, сказал что–то странной парочке.

Хлопнула дверь. Лось осторожно выглянул из кухни, хлеба в доме не было, пришлось жарить нечто, похожее на лепешки.

– Та я его тогда по морде и пуговицы оборвала, – всхлипывала девица, – так он потому и не смог. И в окно, тикать. Он еще носом шморгал, когда на меня накинулся, – девица разревелась окончательно.

– Вот кто у меня в сумке лазил, – прошипел эсер, – убью, когда найду.

– А как? – удивилась мать пострадавшей.

– А вы мне хату покажите, где ваша дочка спит. И кровать – тоже. Может, что и найду.

– Гражданочка, а еще что–то запомнили? А ему вы рожу не расцарапали?

Девица трубно высморкалась. Покачала головой.

Лось плюнул на завтрак, тем более уже и лепешки прожарились, сказал Паше, чтоб и ему оставили, и, схватив обрез, понесся за командиром.

Хата была богатая, с обоями в цветочек и половичками. И кровать пострадавшей была пышная, с пятью подушками и кружевным покрывальцем. Возле кровати валялся листок бумаги, скрученный фунтиком.

– То не ваше? – эсер нагнулся, поднял инородное тело. В фунтике оставалось немного белого порошка. И похоже было, что это не соль или там сода. Импровизированный сыщик лизнул палец, смахнул им остатки порошка, лизнул, передернулся.

Лось, в свою очередь, пока командир отплевывался, вспоминал, у кого в селе может быть доступ к белой бумаге. Хорошей тонкой белой бумаге. У Паши – тетрадки и носовые платочки, но тетрадки в линейку, а у платочков не та структура. На них цветочки вытиснены. А тут – обычный белый лист. Командир, отплевавшись и зажевав остатки кокаина моченым яблоком, принялся ворошить кровать. А вот и пуговица! Белая, с синими нитками в ней. С полустертым гербом. Не орел двуглавый, а какой–то вензель. 1Г можно прочитать.

– Пойдем брать гимназиста, – эсер невесело улыбнулся.

Лось икнул. Такой приличный мальчик с виду был. Вел в блокноте дневник. Сколько ему? Шестнадцать, семнадцать или даже меньше?

Паскудника на постое не было. А хозяйка хаты была глуха, как пень. Белье, а точней – подштанники жевала меланхоличная серая коза. А на столе лежал небольшой

блокнот в синей коленкоровой обложке. С тонкими белыми страницами.

– Ну молодежь пошла. Я в его возрасте такого себе не позволял.

Лось не ответил. Воспоминания командира его как–то не интересовали. Вот дальнейшая судьба Митеньки – это да.

– Маленькая везучая гнида. Он у меня месяц жрать стоя будет. А то и два. Он сам не знает, какой счастливый, – эсер достал из кармана браунинг, навел на дверь. За окном хозяйка отгоняла козу. Впрочем, белье можно было выкинуть. Или подарить кому–нибудь одноногому, без правой ноги по колено.

А вот и эта сволочь! Лось предусмотрительно слез на пол, командир и без того сидел так, чтобы его не было заметно в окно. Окно, впрочем, было грязное и практически непрозрачное.

– Твоя пуговица? – гимназист сначала дернулся за револьвером, но заметил обрез и резко успокоился.

– Вы не имеете права!

– Да ну. Лист из блокнота – твой, больше в селе такой бумаги ни у кого нет, пуговицы у тебя не хватает, нитки свисают. А ручками тут не дрыгай, у меня нервы испорчены царизмом.

– И что дальше?

– Какие мы храбрые! Увел у меня кокаин, обидел честную девушку и еще спрашивает. Сам подумай.

– Отдашь под трибунал?

– Нет, пострадавшие надерут тебе задницу. Нагайкой. И твое счастье, что девушка сильная попалась. Или ты марафет не для храбрости нюхал? Что, уже импотенция настала? Бывает. Не всем стать отцами.

На Митеньку было жалко смотреть. Бравада сменилась неподдельной обидой.