Попова Александровна - По делам их

Или, с мысленным вздохом оборвал Курт собственную мысль, быть может, для полного освобождения души мало было всего лишь выдернуть злосчастные булавки и извлечь заговоренные нити из своей одежды? Или попросту виною всему spiriti deformatio professionalis [151] профессиональная деформация личности (лат.). , о коей предупреждали еще наставники в академии. «Красивая женщина в положении жертвы возбуждает великое многообразие чувств — от сострадания и сомнений до низменного вожделения, чего следует остерегаться и чуждаться» … Альберт Майнц, том первый; наставления, что ни говори, на все случаи жизни…

— Как она? — тихо спросил он, обернувшись к мрачному стражу; тот покосился на камеру с пленницей, смотрящей в стену и упорно не замечавшей вновь пришедших, на Райзе и, наконец, вздохнул.

— Воды просит…

— Ну, это я понимаю, — отмахнулся Курт. — Вообще — как?

— Да никак… молчит в основном… — он кашлянул, нерешительно переступив с ноги на ногу, и понизил голос совершенно: — Послушайте, майстер Райзе… майстер Гессе… я не хочу показаться слабонервным или мнительным… вы подумаете, конечно, что я тут себе Бог весть что напридумывал, но…

— Ну?

— Пришлите мне смену, — попросил тот чуть слышно, отведя взгляд. — Я тут не могу больше.

Курт переглянулся с сослуживцем, едва удержав себя от того, чтоб обернуться на камеру, и осторожно уточнил:

— Устал?

— Нет, — поспешно возразил страж, — не в том дело, майстер Гессе, я готов на пост — куда угодно, в приемную залу, на крышу, к воротам; только сюда пусть встанет кто-то другой. Мне… не по себе тут.

— Объяснись, — потребовал Райзе, и тот кивнул с готовностью, но когда заговорил, голос звучал все более неуверенно с каждым словом.

— Я… видите ли, смотрит она уж больно нехорошо. Я с ней, как было велено, ни словом не перемолвился, на вопросы не отвечаю, в разговор не вступаю, а только все равно — как заговорит, так словно ножом по спине. И смотрит все время — прямиком в глаза; я на нее не смотрю, отверну взгляд — а все равно вижу, что в глаза, и так от этого нехорошо становится… Вы не думайте, я понимаю, что вздор говорю, а только — будто она меня веревками вяжет, и жаром всего обсыпает, как при горячке…

— Ясно, — оборвал его Курт, настойчиво сжав локоть сослуживца. — Necesse est vigiliam. Mihi crede, quam res nova miraque menti accidat, hoc non somnium est [152] Надо обязательно прислать смену. Поверь мне, каким бы странным это ни показалось, это не игра воображения (лат.). .

— Credin? [153] Думаешь? — переспросил тот с сомнением и нахмурился, глядя в его глаза взыскательно: — An notum tuae est? [154] Тебе это знакомо? (лат.).

— Tenus dolorum [155] До боли (лат.). , - угрюмо отозвался он, вновь обратившись к стражу. — Поговорим с ней — и пришлем тебе замену; потерпи. Судя по всему, ей кое для чего никакие булавки и нитки и не нужны вовсе, — добавил он, отойдя от стража в сторонку. — Просто взгляд — и все. Помнишь, по пути из собора, когда мы с нею встретились впервые? Вы с Дитрихом потешались — весна… Тогда это и случилось. От этого взгляда я не мог оправиться до вечера.

— Да уж помню… В таком случае, я вынужден повторить: будь осторожен. Не бесись, академист, сейчас речь не о недоверии.

— Понимаю, — кивнул Курт уже спокойно, развернувшись к камере, и приблизился — решительно, но неспешно и тихо. — Здравствуй, Маргарет, — окликнул он по-прежнему неподвижную фигурку у стены. — Не хочется быть назойливым, однако же — сейчас тебе придется с нами побеседовать: это в твоих интересах.

Та обернулась медленно, подчеркнуто нехотя и равнодушно; несколько мгновений она смотрела сквозь решетку молча и пристально, и когда заговорила, голос был сухой и усталый.

— Это ты приказал не давать мне воды? — спросила Маргарет, покривившись почти презрительно; Курт с удивлением обернулся на стража:

— Он не дает тебе пить?..

— Брось, — оборвала она устало. — Я все ваши приемы знаю. Я лишь только хочу знать, было ли это твоим распоряжением, или это указание тех, кто над тобой.

— Никаких указаний, Маргарет. Просто он здесь, как видишь, один, а уйти отсюда по любой причине — принести ли воды, отойти ли по нужде — он не имеет права; заключенного нельзя оставлять без присмотра. — Курт подошел к решетке вплотную, опершись о поперечные прутья локтями, и вздохнул. — Давай поговорим и, обещаю, я пришлю сюда Бруно с кувшином воды.

— Значит, это все-таки сделано намеренно… Вы говорили с моим свидетелем?

— Господин герцог будет вызван для беседы сразу, как только настанет время опрашивать свидетелей, — кивнул Курт, и та болезненно улыбнулась.

— Вот как… Ну, милый мой, как я уже говорила — до тех пор нам разговаривать не о чем.

— К сожалению, тема для беседы есть, — возразил он негромко, и Маргарет вновь подняла к нему взгляд — настороженный, дрожащий. — В твоем доме был проведен обыск, и мы нашли тайник. Мы нашли вязку булавок — таких же, как и в моей комнате. Мы нашли сборник заговоров и рецептов зелий едва ли не на все случаи жизни. Мы нашли также сбор трав, составленный по одному из них. Теперь, Маргарет, ты поговоришь со мной?

Знакомо до боли…

От взгляда фиалковых глаз, поблекших, но все равно глубоких и невозможно притягательных, вновь стало жарко, как когда-то…

Курт невесело усмехнулся, встряхнув головой.

— Вот это зря, — предупредил он сдержанно, чувствуя, что еще секунда, еще миг — и голос сорвался бы, а в рассудок вновь вернулась бы та жгучая пелена, что владела им прежде. — Сейчас это на мне не работает; кроме того, попытка повлиять на дознавателя на расследовании — лишь усугубление вины.

— Не понимаю, о чем ты, — возразила Маргарет тихо. — Мне воспрещено на тебя смотреть? Почему? Тебя терзает совесть? Нет сил смотреть мне в глаза? Почему ты не смотришь мне в глаза, Курт?

Мгновение он безмолвствовал, глядя в сторону от ее глаз, на золотистую прядь над виском, потом неспешно, тяжело поднял взгляд к взгляду напротив себя, замерши на миг, второй, третий…

— Ты не ответила на мой вопрос, Маргарет, — произнес он настойчиво. — Ты будешь говорить со мной?

— Нет, — откликнулась та утомленно и равнодушно, отвернувшись снова. — Мне нечего сказать.

— Господи, да перестань. Не делай глупостей, прошу. В твоем доме найдены улики, говорящие о том, что я могу обвинить тебя в покушении на здоровье и… Маргарет, душу… следователя Конгрегации. Ты ведь знаешь, что бывает за такое. Тебе так хочется этого?

— А тебе?

— Брось, — поморщился Курт с раздражением. — Неужели ты и впрямь веришь в то, что сумеешь отстоять свою невиновность? Это глупо. Можно спорить с показаниями свидетелей — люди обманываются и, бывает, клевещут; но, Маргарет, не поспоришь с уликами. А их найдено довольно.