Владимир Поселягин - Я-истребитель

Оказалось, опытных вариантов машин было создано десять, то есть без моторов вооружения и оснастки, но только две из них доукомплектованных допустили к испытаниям. Из-за войны их опробование понемногу стали сворачивать, вот Всеволод Константинович и подсуетился с боевой проверкой, с помощью своего родственника, и товарищей в штабе ВВС, которые подали докладную записку Сталину. Именно он приказал отправить все машины в наш полк, видимо из-за меня, Таиров прямо не сказал, просто намекнул. И только по счастливой случайности оказалось что дивизией командует родственник конструктора. Быстро дооснастив остовы машин, и погоняв их, Всеволод Константинович отправил самолеты своим ходом на наш аэродром, а сам двинулся со своими людьми поездом и машинами, так они и оказались у нас.

Аппарат мне понравился, делая виражи на десяти тысяч, в летном комбинезоне, я дважды одни и те же ошибки не повторяю, так что мне было довольно комфортно.

– Смотрите, в штопор свалился, – выкрикнул кто-то из персонала КБ.

Сотрудники КБ с Всеволодом Константиновичем тревожно следили за всеми маневрами едва видневшегося самолета, и срыв в штопор, заставил поволноваться их. ТА-3, было детищем не только Таирова, но и их тоже, и работники переживали не меньше отца машины.

– Не видно, упал похоже, – упавшим тоном выдохнул один из спецов, когда самолет стал не виден из-за деревьев. Все ожидали толчка земли, от упавшего в двух километрах самолета. Или звука взрыва, но вместо этого, неожиданно, ревя обеими моторами. Над ними пронеслась стремительная тень и крутнувшись вокруг своей оси стала снова набирать высоту, как вдруг у самолета заглох один мотор. Было видно, как пилот пытается справиться со сразу ставшей неуклюжей машины, сменившей на свои элегантные порхания на резкие рывки.

– Черт! Рации нет, нужно немедленно дать приказ на посадку, – громко скомандовал кто-то рядом. Обернувшись, Всеволод Константинович увидел командира одного из полков, с которым познакомился всего пару часов назад.

– Дежурный, ракету! – скомандовал майор Запашный.

Самолет, в это время выпустив шасси пытался набрать высоту, но потом после ракеты стал планировать на ВПП. Вот он коснулся полосы и покатился по ней, но тут вдруг неожиданно запустился заглохший мотор, и «тройка» снова стала набирать высоту, оторвавшись от полосы. На трехстах метрах у нее снова заглох мотор, но на этот раз другой, уже правый.

– Да он тестирует полетные характеристики при одном работающем моторе, – догадался кто-то.

– Спасибо, я уже понял, – ответил Всеволод Константинович.

Покрутившись над аэродромом еще минут десять Суворов повел машину на посадку, но и тут он не обошелся без привычного «выпендрежа», как сказал один из местных. Крутнувшись вокруг оси, почти у самой земли, лейтенант, показывая великолепные летные данные, посадил тяжелый истребитель на три точки.

Подогнав машину к капониру, я заглушил оба двигателя, позволив машине катиться, притормозив только у места стоянки.

– Ну как? – это было первым что я услышал как только откинул фонарь. Подставляющий к корпусу лестницу, один из инженеров, вопросительно ожидал моего ответа, как и остальные.

– О! – показал я большой палец, что вызвало вздох облегчения у всех работников КБ.

– Что скажешь, Суворов? – спросил подошедший Запашный. Не знаю почему, но смотрел он на меня не совсем по-доброму.

– Нормально, товарищ майор. Доложиться?

– В письменном виде непременно. А пока устно.

– Есть устно.

Я спустился на землю и отойдя в сторону запрыгнул на ящик из-под патронов, осмотревшись, спрыгнул поставил еще один, и снова залез. Балансируя, я начал говорить:

– Самолет хороший. Это, одним словом. А теперь начну говорить что так, и не так: По моему мнению со свободным рулем он продольно устойчив при всех летных центровках, имеет большую поперечную и положительную путевую устойчивости. Это хорошо. Нагрузки на рули и элероны в полете несколько велики. Велика и нагрузка на руль высоты при посадке. Бафтинг на самолете отсутствует. На одном моторе с выпущенными шасси самолет идет со снижением. Полет на одном моторе с убранными шасси возможен. Кабина летчика просторна, обзор вперед и вверх хороший, вбок недостаточный, вниз неудовлетворительный, назад отрицательный. Винтомоторная группа самолета работает надежно. Подходы хорошие. Охлаждение моторов на всех режимах достаточное. Посадочные приспособления: шасси, щитки, тормоза – работают надежно. Что мне нравиться в этой машине – это мощное стрелково-пушечное вооружение, сильное бронирование экипажа, высокая живучесть винтомоторной группы за счет установки двух моторов воздушного охлаждения, способность производить все фигуры высшего пилотажа. Безопасность при потере скорости, нет тенденции к сваливанию на крыло, возможность продолжения полета с убранными шасси на одном моторе. Что не понравилось – это значительные усилия на ручку руля высоты при посадке, большие нагрузки на ногу, без пользования триммером при полете на одном моторе, плохое конструктивное и производственное выполнение фонаря, ухудшающее обзор, плохой обзор в стороны и назад. По моему личному мнению, такой самолет пригодился бы не только для борьбы с немецкими мотомехколоннами, но и для обеспечения ночных рейдов самолетов дальней авиации, блокировка аэродромов противника. Подавление ПВО, и в авиации ВМФ при выполнении задач по дальнему прикрытию морских конвоев, разведки и бомбоштурмовых ударов по малоразмерным судам противника. В общем, самолет мне понравился. Хороший аппарат. У меня все.

Пожав руку Таирову, за машину, я направился в штаб, где после составления докладной записки, направился обедать. Вернувшись, приступил к занятиям по воздушной тактике и стратегии, мы решили произвести первый совместный полет, благо работники КБ, привезли немало запасных моторов, уж не знаю откуда их добыл Таиров.

Что и говорить первый блин был комом. Усугубляло учебный полет еще и то, что радиостанции стояли только на моей машине и Сомина, что было явно недостаточно. Немецкий шлемофон в сеточку, плотно облегал виски, и четкость передачи была просто изумительна, по крайней мере слышимость была получше наших радиостанций. По моему совету у штаба повесили динамик, и теперь любой мог слышать наши переговоры. Как же я пожалел о своем совете, когда мы приземлились обратно. Оказываться ругаться могу не только я, но и командиры.

– Так все собрались? – спросил Запашный, обведя всю группу, всех десять пилотов взглядом.

– Ну что начинаем разборку первого учебного вылета. Сомин есть что сказать? Нет? Суворов? Ну кто бы сомневался. Приступай, лейтенант.