Алекс Кун - Форт Росс

Уже четыре года бушует в инфосети полемика о «Русском чуде». Несмотря на множественные доказательства истинности описанных событий, были приведены и заслуживающие внимания опровержения. Документ [1] обрел как своих ярых сторонников, так и противников, которые приложили все силы к подробному изучению эпохи становления русской империи. Одно это делает Документ [1] уникальным раритетом, благодаря которому начало 18 века представлено в инфосети едва ли не полнее, чем новейшая история. Оппоненты документа даже позволяют себе высказывания, что «… не будь его — нечто похожее стоило бы выдумать».

Однако, документ [1] есть, и большинство простых читателей, следящих за дебатами в инфосети, задавались все это время вопросом — «А что же дальше?!».

На этот вопрос оппоненты отвечают однозначно — ничего. По всем официальным бумагам, найденным в архивах, князь Азовский был сослан и умер в Анадырском остроге.

На это сторонники, без явных доказательств, утверждали, что князь был жив так как «русское чудо» продолжалось все начало 18 века.

В этих условиях становится понятно, отчего за четыре года споров были организованы 6 полноценных исследовательских экспедиций на территориях обеих империй. Практически все архивные документы того времени прошли через частое сито придирчивых взглядов, и открыли множество ускользавших ранее моментов, играющих на сторонников «призрака князя». Но не нашлось самого главного — продолжения дневников Азовского.

Отдельный поклон, и отдельная благодарность усилиям самого верного сторонника поисков записок — профессору Иванову, пропавшему без вести год назад в пятой экспедиции. Его пламенные речи в инфосети стали одним из главных двигателей искателей, а его личный пример стал эталоном исследователя, доказывающего свои взгляды.

Прошедшая годовщина, после пропажи авиетки экспедиции над озерами губернии Ванкувер, заставила официально признать профессора погибшим. Это известие вся русская общественность встретила минутой молчания, после которой множество новых последователей подхватили дело Иванова. Даже в гимназиях стали организовываться клубы поисковиков, преобразившие обязательные летние краеведческие походы гимназий в исследовательские экспедиции.

Может быть, именно свежий взгляд нового поколения внес в накапливающиеся годами неудачи новую грань, а может, просто все перепробованное за годы поисков само подвело исследователей к верным выводам — но когда на форуме поисковиков прозвучало утверждение лицеиста:

— Князь не мог бросить друга! А в записках про это ничего нет…

К высказыванию отнеслись серьезно, и внимание огромного общества исследователей сконцентрировалось на маленьком старинном клипере, множество лет стоящим, под своим стеклянным колпаком, на площадь Константинополя, перед бухтой Золотого Рога. Правы были древние мудрецы — ищите необычное в обыденном.

Наверное, нет смысла повторять сообщения новостных лент, и дублировать фотографии площади, наполненной исследовательскими группами и корабля, увешанного зондирующей аппаратурой. Многолетний спор о наследии князя Азовского разрешило орудие левой носовой башни «Орла», заглушенное навеки во времена оны, но хранившее в своем стволе капсулу к потомкам.

Появление Документа [2] просто взорвало инфосеть. До этого момента, еще можно было иметь сомнения в происхождении первых записей, как и во всех описываемых событиях — теперь это становилось практически невозможным. Наследство князя Азовского становилось непреложным фактом, как и масса вытекающих из записок выводов.

Мир изменился, стряхивая с себя привычную рутину прошедших лет, получив новые цели. И изменился уже второй раз, если верить найденным документам. А не верить им уже сложно — столько экспертиз, сколько пережили эти записи, наверняка, не случались даже с родовыми дворянскими свитками аристократии.

Большинство ученых сошлись во мнении — «Та же рука, то же время». Хотя, нашлись критики и тут — но общественное мнение их уже практически не учитывало. Общество бурлило, рождая массу необычных идей — начиная от памятника князю, и сонма фантастических романов альтернативной истории, где князь так и не вмешался в события, заканчивая серьезными научными трудами о природе времени и изменчивости истории.

На пике этого взрыва нашему издательству, самим Его Высочеством, было предложено продолжить традицию — издать на пленке опубликованный инфосетевой текст Документа[2], приведя его к форме романа, и добавив художественности к очень уж сухому, можно сказать справочному, изложению, свойственному запискам князя Азовского.

Теперь мы рады представить на суд читателей наш труд.

Петербург плакал дождем, не радостным или печальным, а тем, который сильный ветер выжимает из открытых окон-глаз. Частые круги морщили волнующуюся ленту недавно вскрывшейся ото льда Невы, заполняя шуршащими и шлепающими звуками серые сумерки, поглощающие засыпающий город. Эта зима выдалась зело студеной, говорят, много народа в Европе померзло, много пошло лучшей доли искать, многие ее нашли в России. Караваны с эмигрантами этой весной обещали быть особо тучными.

Город отдыхал от светских гостей, наполнявших его последние две декады, и от пышности их проводов. В начале мая отбыл, с большой свитой, брать под свою руку земли на восходе, вице-император Алексей. Через три дня после него, со свитой, отбыл на южные рубежи России, император Петр. Еще через день пышная свита двора увезла императрицу в Москву.

Петербург остался наедине с холодным весенним дождем и серыми громадами кораблей, заполнившими Неву до Купеческого моста. Теперь пора собираться и нам, оставляя город ночью, под тихий, ритмичный марш капель. Как и положено преступникам.

Наблюдал погрузку баржи со стены Петропавловского форта, прикрывая лицо капюшоном от порывов ветра, приносящих дождевые заряды. За спиной, как несколько лет назад, угадывались две тени морпехов, молчаливо осматривающих плотно заполненный рейд Невы и прячущих под намокшими плащами внушительный арсенал.

Накрыло ощущение, что все это уже было — дождь, молчаливые морпехи за спиной, сборы в дорогу. Было. И привело меня в Петропавловский форт.

Именно на этой стене дал себе зарок продолжить вести дневник, заброшенный мною сразу после отчета перед правящим домом. Не ведаю, что ждет впереди, но мои розовые очки остались на кладбище при Александро-Невском монастыре, и вершить над собой суд предпочту доверить далеким потомкам.