Игорь БЕЛЫЙ - Заговор Сатаны. ИСПОВЕДЬ КОНТРРАЗВЕДЧИКА

Проболтались мы с женой месяцев пять и уехали в разные стороны: она в Москву, а я в Кузбасс, к брату. Поработал в Кузбассе около пяти месяцев, бросил все и поехал к матери в Казахстан. Не единожды приходила мысль пустить себе пулю в лоб, но что-то меня останавливало. Вызвал в Казахстан и жену, сам устроился шофером в совхоз «Джувалы», дали мне автомобиль, который тоже был в ремонте, фактически лежала на козлах одна рама. Но здесь все же легче, много знакомых ребят, которые здесь работали и хорошо знали автомобиль. Они мне помогали в ремонте. Я уже решил, что судьба круто развернула мою жизнь и то, чем я привык заниматься, останется в прошлом, как короткий сон на привале при длительном походе. Собрал документы и поступил в Ташкентский техникум механизации сельского хозяйства. Не раз слышал по радио, что Венгрия бурлит, а я здесь ничем уже помочь не в состоянии. Это уже шел 1956 год.

И вот однажды утром — не помню дату, по-моему, числа 20 мая прибежала секретарша из конторы совхоза и говорит: «Георгий Петрович, вас Михаил Михайлович просит срочно зайти к нему, сейчас кто-то из больших начальников Ташкента будет вам лично звонить».

Я наскоро вытер руки и заспешил в контору, а сам думаю: кто же это может мне Звонить из больших начальников Ташкента? И почему-то подумалось, что это заведующий организационным отделом ЦК Узбекистана, с которым мы ликвидировали диверсию бандитов еще в 1950 г., Крайнов Николай Алексеевич и подумал, откуда же он мог узнать, что я так низко грохнулся в лужу, сам не знаю за что. Когда открыл дверь в кабинет директора совхоза Михаила Михайловича Чепурина, он встретил меня в середине кабинета и сказал:

— Нехорошо так, коллега, о себе ничего не говорить. Сейчас будет звонить Г. К. Жуков из ТУРКВО, он просил срочно тебя пригласить, они тебя совсем потеряли, так он сказал.

Пригласил директор меня к столу, смотрю: стоят две маленькие рюмочки и разрезанный помидор, и здесь же два бокальчика тоже с жидкостью. Он предложил:

— За знакомство, это чистый спирт, а это вода дистиллированная.

Я говорю:

— Неудобно, запах, да я и сам этого не люблю, но ради такого случая…

Мы звякнули рюмочками, запили водой и едва успели доесть помидоры, как раздался телефонный звонок.

— Бери, — говорит Михаил Михайлович, — это Жуков звонит.

Я снял трубку:

— Слушаю вас.

Молчание. Потом слышу:

— Тезка, куда же ты запропастился, как на небо улетел, едва тебя отыскали, я посылаю в Чимкент две «Победы» с ребятами, Михаил Михайлович тебя до Чимкента подбросит на своем автомобиле. Все бросай и подъезжай сюда ко мне. Ребята, которые едут к тебе с машинами, знают, где я нахожусь.

И так моя жизнь снова наполнилась духовной силой и будущим, но прежде чем писать о себе, мне хочется рассказать о директоре совхоза Чепурине Михаиле Михайловиче. Когда я приехал из Кузбасса и пошел устраиваться в совхоз на работу шофером, зашел я к нему для беседы. Мне в нем показались знакомые черты. Я его спросил:

— Вы офицер?

Он с заметной грустью ответил:

— Был офицер да весь вышел.

Тогда он завизировал мое заявление. Сейчас, когда я сидел у него за столом, он признался, что сразу понял, что у меня что-то произошло на службе.

— Я же видел тебя тогда в Москве, когда ты садился на поезд Москва — Алма-Ата в звании полковника со звездочкой Героя, — и вдруг.

Оказалось, этот мужественный человек-контрразведчик жил с пулей в сердце уже несколько лет, но, продолжая в меру сил своих честно служить Родине «на чистом воздухе» в должности директора крупнейшего хозяйства и быть контрразведчиком. Вот таким был Михаил Михайлович Чепурин.

Я понял, что Жуков, а значит, и Хрущев, не причастны к моему изгнанию, теперь, как и прежде, я нужен им. Значит, я не совершил ничего такого, после чего увольняют или того хуже. Иначе Жуков так не искал бы меня, да и сам сообщил бы мне о моих ошибках. Значит, мои дела контрразведчика кому-то сильному помешали. Это, конечно, остатки бериевской команды работают. Но чем я помешал Булганину? Он что, с ними? Кто же такой Булганин?

В 12 часов дня мы въехали в Чимкент. Подъезжая к площади Ленина, я увидел две «Победы», такие родные по окраске. Только вышел из директорского автомобиля «Москвич-403», как меня облапил Витя Быстренко, тут и Женя Литовченко, расспросы, что произошло, как здесь оказался и так далее…

Пересел я в «Победу», и через 2 часа мы уже обнимались с Г.К. Жуковым и С.Д. Ахромеевым в штабе ТУРКВО. Я все рассказал Жукову и Ахромееву, как со мной поступил Булганин, и о том, что пугал трибуналом, что ждал в приемной 45 минут, в общем, изложил все, что накипело.

— Ну и сволочь, — проговорил Жуков. — Ведь мы его спрашивали, не знает ли он что-либо о тебе, он отвечал: «нет».

С минуту помолчав, Жуков спросил:

— Как нервы, здорово подорвал?

— Не знаю, здорово или нет, но из-за этого балбеса Булганина я потрепал нервы и себе, и своим близким. Мысленно клял и вас с Хрущевым за предательство, ведь за 4 дня до вашего отъезда все было хорошо и вдруг выбросили, как ненужную тряпку.

— Ладно, тезка, поедем сейчас в госпиталь к невропатологу и, если все более или менее в порядке, придется срочно выезжать в Венгрию, там, кажется, те горькие ягодки уже перезрели. С Михаилом Михайловичем мы говорили, чтобы он знал, что ты в командировке в Москве.

— Это хорошо, — говорю я, — с нервами я справлюсь, но мне надобно хоть на 10 минут заскочить домой — я человек семейный и хочу сказать, что уезжаю в командировку на 2–3 месяца. Г.К. Жуков согласился, но на поездке в госпиталь все же настоял.

Посмотрели меня невропатологи, но «бешенства» не нашли и сказали, что я здоров.

Договорились, что в ночь я выезжаю в совхоз к семье, скажу об отправке в командировку и сразу возвращаюсь сюда.

Теперь я был уже уверен, что снова я на своем месте, занимаюсь своими делами в контрразведке. Булганин тогда занимал высокий пост Председателя Совета Министров СССР, но вся высшая власть была фактически у Хрущева — первого секретаря ЦК КПСС.

Да и Жуков обладал огромным авторитетом и властью.

Дома как гром среди ясного неба грянул на мать и жену мой отъезд в 3-месячную командировку. Но тем не менее, распрощавшись, я уехал в ночь в Ташкент. 20 июня 1956 года мы уже были в Москве. Жуков по телефону доложил о причине моего исчезновения Хрущеву. «Не ожидал я, — проговорил Жуков, — что Булганин такой подлец, не ожидал». 21 июня мы были уже у Хрущева, он тоже попросил меня рассказать, что и как произошло, — я подробно рассказал все, как было. Хрущев пробежался по кабинету 23 раза взад и вперед, остановившись около нас, спросил:

— В чем причина — почему этот «умник» так грубо, по-фашистски, обошелся? Ладно, — произнес он, — к этой теме мы еще вернемся, а Венгрия вот уже где сидит, — показал ладонью на свое горло, — надо срочно что-то делать, вот в чем вопрос.