Мархуз - Старший царь Иоанн Пятый (СИ)

Беседа с Мышецким прояснила ситуацию. Оказывается его попросили помочь провести арест боярина Супонина, жившего неподалёку отдельным поместьем. Когда-то, нагнанный Алексеем Михайловичем с глаз долой за мелкие хищения, Супонин затаился в тиши и прикормил одну из ватаг. Человек умный и хитрый, он наладил разбойный бизнес, не подставляясь самолично, развил Бортня в "авторитеты" и даже организовал контакты по сбыту. Купцы - народ ушлый и горазды торговать товаром, доставшимся по демпинговым ценам. Мораль, в таких случаях, бродит какими-то иными тропами, а деньги ни разу не пахнут.

Лишь случайность позволила вычислить боярина и для ареста отправили два десятка стрельцов, во главе с Василием. Общее командование поручили князю, чтобы придать весомость и перевес в титуле. Однако, сведения об аресте дошли раньше отряда и стрельцов просто расстреляли на переходе, организовав засаду. Пленных оставили в живых, лишь потому, что Супонин имел какие-то планы на них. Приказ об аресте нашли среди бумаг Бортня, так что можно было попробовать закончить миссию своими силами. Николаю Степановичу оставалось лишь написать расписку о том, что четверть всего, что будет взято в поместье, перейдёт в собственность Вяземского. Раз уж стукачам выделялась четверть, то почему бы не оплатить, соответственно, силовую поддержку?

А Бортень, почти до утра, кололся по-чёрному, рассказывая всё, что знал о других ватагах и местах их базирования.

Утренний караван уползал с хутора, как истая анаконда, длинная и насытившаяся сверх меры. Сзади плёлся скот, который не хотелось оставлять незнамо кому - хутор решили не палить, чтобы не иметь в будущем проблем с законным хозяином здешних земель. Медленно, но верно выбрались на тракт, где уцелевшие купцы по-прежнему гадали, как быть дальше. Увидев, что вяземцы свернули в сторону Твери, торговцы быренько пристроились сзади. Миша, продумав с Николаем Степанычем, Василием и Кузьмой план, решился на антисупонинскую операцию. Попробуй разбери, какой бы хитрован ни был, кто подъехал к поместью: купцы или каратели. Никто ведь не признается раньше времени!

К сожалению, съезд на Распутку, то есть Беспутку, оказался ближе. Михайла не захотел разбивать караван и силы, чтобы не накормить каких-нибудь других татей. Лучше уж потратить ещё несколько дней, но всё своё иметь с собой. Улитка ползёт медленно, зато всегда под крышей и при своих! До поместья добрались лишь к ночи, заночевав примерно в версте не доезжая.

А с самого полчетвёртого утра, налегке, три десятка самых умных умников рванули на конях воевать боярина. Ворота даже выбивать не стали, несколько дружинников просто перелезли через ограду и открыли их. Пока дворовые и сам Супонин изволили просыпаться - отряд уже хозяйничал во дворе. Цель была одна, нейтрализовать дворовых и оружных холопов. Ну, а лидеры антитатьского движения, выломав двери, ввалились в особняк. Бортень подробно объяснил, где у боярина спальня, а где деловая светёлка. Крики и вопли затыкались без соблюдения прав человека, гуманности и прочей либерастии. Живёшь с бандитом - изволь отвечать вместе с ним!

Вообще-то, Супонин ожидал приезда Бортня с долей, а не набор каких-то полоумных стрельцов, облепленных изображениями тигра: и на спине, и на шевронах. Так что, когда ему под нос сунули бумагу с печатью, он растерялся. Карманный мелкий прикормленный подьячий из Разбойного Приказа о таких гостях весточку не присылал. Расстроившись от иронии судьбы, боярин опустил руки и даже не попытался откупиться. Деньги и драгоценности он хранил прямо в деловой комнате, где их и взяли вместе со всякими важными бумагами. Мышецкий даже растерялся от такой удачи со взломом. Всё уж очень удачно складывалось. А то, что он сполна заплатил богине Фортуне тем, что погубил отряд и чуть сам не погиб, почему-то не считалось. Миша Вяземский, на всякий случай, опустил князя с небес, поближе к реалиям:

- Вызывай стрельцов с Москвы, пошли Василия, я добавлю двоих на всякий случай и пусть с заводными лошадьми мчатся за подмогой. Я обратно в Москву с тобой не потащусь, своих дел хватает. Как только люди прибудут, подосвиданькаемся и поеду в свою деревеньку, на печи пузо чесать.

Тут Мишка врал - не было у него пуза, лишь мышцы пресса стали проявляться, раскачанного за четыре месяца. А во всём остальном он оказался прав, возить преступников и их добро по дорогам России так же опасно, как и торговать без охраны. Гонцов послали побыстрее и подальше, а потом занялись учётом негаданного наследства (или как оно там называется). От доли в холопьях Михайла отказался, чтобы не заморачиваться с переоформлением. Забрал разницу струментом, продуктами питания и кое-каким скотом. Оружие тоже распределили по-братски: Вяземскому хоть и четверть, зато самую наилучшую.

- Михайла Алексеевич, проси что хочешь, - расшаркивался Мышецкий, - ты мне жизнь спас и помог благое дело свершить. Обязательно в Приказе доложу и попрошу, чтобы тебя вознаградили.

- Да не нужна мне награда, я и так вона сколько поимел, - отшутился Мишка, - ты лучше помоги мне с оказией. Когда в Москву вернёшься, найди время и отвези моему оружейнику мешочек с серебром. Тебе с отрядом будет проще это сделать, да и попутно как-никак. А мне не разорваться и туда, и сюда.

- Сделаю, не сумлевайся, а долг чести за мной останется, может когда и расплачусь?

На этом и порешили...

- Вот моя деревня, вот мой дом родной, - напевал Мишка, озирая свою неказистую собственность...

Все муки ожидания закончились, когда в поместье примчался отряд стрельцов. Всего-то несколько дней терпения и, на всякий случай, ежедневных тренировок оружных и безоружных. Особливо гляделась боевая Лукерья: синие татарские шальвары с лампасами цвета золота, военная рубаха с шевронами, синий шёлковый платок, плащ-накидка с тигриной рожей. Грозная лекарка быстро навела порядок среди женской составляющей поместья, сопровождаемая повсюду личной адьютанткой Глафирьей. Та, вся из себя, в такой же форме, да ещё с уменьшённым вариантом Мишкиного боевого посоха наводила шороху одним внешним видом.

Часть стрельцов остались охранять усадьбу до приезда нового хозяина, кем бы он ни был, а остальные уехали с Мышецким, пленными и коробом с бумагами. Деньги и драгоценности, а так же некоторые "вещи на память" нагрузили на конфискованных коней, чтобы не связываться с медлительными повозками. Ну а вяземские потёпали потихоньку на новую малую родину...

Поселение на четыре десятка дворов имело лишь десяток "дымов", кто помер, кто разбежался от такой жизни. Большая часть пашни пустовала - народа не хватало на всё. Хотя микро-толпучка всё же собралась, когда из лесу начал появляться обильный караван, да ещё и с конфискатом.