Дмитрий Хван - Знак Сокола

После того как члены пропавшей экспедиции взяли курс на строительство цивилизованного общества и индустриализацию, он попросил Смирнова позволить ему пожить вдали от рождающегося на его глазах ангарского социума. После семнадцати лет, прожитых вместе с тунгусами, он не нашёл в себе сил вливаться в новое строительство и хотел, в отличие от своего товарища Николая Васильева, дожить свой век подальше от фабрик и цехов. Посовещавшись с Соколовым, полковник предложил ему переселиться в дельту Селенги, где ставилось зимовье для радиоточки, работавшей на связь с Читой, Нерчинском и Селенгинском. Так зимовье получило неофициальное название Сафаровский острог. Передаваемая из забайкальских посёлков информация приходила в зимовье, а оттуда уходила в Порхов либо Новоземельск.

Сам Виктор в радиопереговорах участия не принимал, обычно посменно работали его старшие сыновья Динар, Айрат или Рамиль. С ними-то и должен был немедленно связываться Басманов, как только ему стало известно о нападении на Петропавловку. Но его обескуражил приказ воеводы – в неожиданно резком тоне Кузьма Фролыч приказал ничего не сообщать в эфир. До тех пор, пока он не вернётся с победой. После того как за Усольцевым закрылась дверь, лейтенант ещё с минуту оставался недвижим, переваривая сказанное ему. Сказать, что он был поражён, означало ничего не сказать. Во Владимире кипела целая гамма чувств, начиная от недоумения и заканчивая гневом. И вполне естественно, подобный приказ Владимир проигнорировал.

Он ещё раз связался с марийской деревней. Тамошний помощник старосты передал ему последние новости. Пегаш сообщал, что враг, не выдержав огня, отхлынул от частокола и сейчас степняки находятся на удалении от стен деревни, держа несколько групп всадников на виду. Владимир предположил, что это делается для того, чтобы никто не вышел из деревни. В остальных деревнях раций не было и марийцам в некоторой степени повезло, что была атакована именно Петропавловка.

– Каковы итоговые потери, Пегаш? – Бесстрастный голос радиста не выдавал его волнения.

– На стене погибло трое, много посечённых стрелами. Если к ночи никто не умрёт, то остальные выживут.

И пропало трое вышедших на телеге из крепости с утра. Пока от них весточки нет.

– Сколько человек потерял враг, знаете?

– У стены лежит семь десятков и ещё восемь мёртвых степняков. Дюжину ещё живых мы затащили внутрь.

– Добро! Нам будут нужны несколько врагов для расспроса – постарайтесь выходить их! Помощь уже рядом, держитесь! – послышалось из динамика.

– Да мы и ещё раз этих поганцев отгоним, ежели сунутся, не сумневайтесь! – воскликнул Пегаш, выпятив грудь вперёд, гордый за своих товарищей.

Луг близ Петропавловки.

Кузьма Усольцев, раздосадованный плохими новостями, поторапливал своих людей. Разномастный отряд, состоявший из казаков, башкир, оказаченных бурят и стрелков, посаженных на коней, а также четырёх картечниц, уложенных в повозки, спешил к осаждённой деревне. Лёгкая кавалерия заметно оторвалась от медлительных повозок, и воевода, махнув рукой, приказал казакам и башкирам уходить вперёд, чтобы поскорее достичь места схватки. Ведь у его воинов были карабины, разве с ними можно проиграть бой? Ему только и надо добраться до врага, а уж там он покажет ему, кто тут хозяин! Кузьма вглядывался вперёд, находясь в авангарде отряда, надеясь увидеть, наконец, противника. Вскоре показался холм, за которым находилась Петропавловка. Казаки и стрелки зарядили оружие, придержали лошадей. Но что такое? Непривычно тихо у деревни.

– Вперёд! – крикнул Усольцев, хлестанув коня плёткой.

Так и есть! Степняков у селения не было. Лишь только его жители, которые уже занимались расчисткой земли от трупов и разделывали на мясо погибших коней врага. Несколько пленных степняков таскали трупы под смешки и улюлюканье детворы и подростков. Взрослые же деловито прохаживались рядом, высматривая, чем бы поживиться у мертвецов. Подошедший к воеводе староста Ряжай отчитался о геройстве своих земляков и жертвах, понесённых деревней при обороне.

– Пошто шапку не снимешь перед воеводой? – смерил тяжёлым взглядом Ряжая ангарец. – Иль ты нонче герой, яко в былинах богатыри иные бывают?

Мариец будто бы поперхнулся и тотчас же, сильно смутившись, стянул войлочную шапчонку.

– То-то же, – ухмыльнулся воевода. – А чего же тогда помочи хотел, коли и сам отбиться смог? – рассмеялся Усольцев.

– Телегу-то не видали по дороге? Наши людишки там были, Чоткар-кузнец, Варас да Миклуш… – Староста замолк, когда увидел, что воевода поворотил коня и окликнул кого-то из своих людей.

– Нет, дядька, не видали мы телеги. Лугом пошли, дорогу в стороне оставили, – ответил за Усольцева один из молодых казачков. – Коли хочешь, сейчас же поскачем до дороги!

А вскоре, ожидая, когда сын приведёт ему коня, староста Ряжай стал свидетелем непонятной сцены – двое стрелков в серых кафтанах что-то выговаривали самому воеводе, стараясь делать это как можно незаметнее. Кузьма Фролыч, морщась, отмахивался от них, словно от надоевших баб. Стрелки же, поворотив коней, вскоре рысью ушли обратно, а воевода, спешившись, пошёл к степнякам.

– Дядька, ну что ты? – окликнул Ряжая казак, но староста его уже не слушал.

Мариец бросился к воеводе, вопя что было мочи:

– Не мочно, воевода, батюшка! Помилуй нехристей, не мочно так! Нужны они для расспросу! С крепости… передали…

Остановили его двое дюжих казаков. Словно налетев на стену, староста ткнулся в кафтаны и едва удержался на ногах. Он знал, что эти степняки должны быть расспрошены, как и приказали ему из самой крепости. Как можно ослушаться радиста? Зарезав одного, пойманного хохочущими казачками степняка, Усольцев с неудовольствием подошёл к кричащему, как дурень, черемису.

– Я тут князем Соколом поставлен! Моё се дело, а не токмо твоё разумение, – прорычал Кузьма Фролыч, притягивая старосту за ворот. – Да уразумел ли ты? Отвечай!

– Уразумел я, батюшка воевода! – обречённо проговорил Ряжай.

– Неча им по земле ходить, коли на ангарцев посягнули! – прокричал, дабы все услышали, воевода. – Так и впредь будет! А коли ослушается кто – тому плетей всыплю!

Казаки с гиканьем снова принялись ловить тоненько подвываюших, пытающихся убежать, одуревших от страха степняков. Вскоре всё было кончено – пятеро пленённых врагов были зарезаны и брошены в телеги, на которых мертвецов вывозили к дальнему холму. Туда же подросткам было приказано таскать хворост. Ряжай тем временем, подозвав стоявшего столбом сына Пегаша, прошептал тому, чтобы отец немедленно спрятал трёх раненых степняков на сеновале. Лишь после этого, нацепив поданный уже своим сыном карабин, староста, в сопровождении ещё троих мужиков и нескольких казаков, отправился по поиски пропавшей повозки.