Дмитрий Хван - Хозяин Амура

Некоторое время спустя в гостевом доме.

После весьма позднего ужина в нижнем зале гостевого дома осталось, коли не считать служек, лишь двое постояльцев. Первый, думный дьяк Иван Афанасьевич Гавренев, посланный Никитой Романовым в далёкую Сибирь, полусидел-полулежал за широким столом и, уронив голову на тяжеленный свой кулачище, неотрывно смотрел на огонь в камине. Разгорающиеся дрова умиротворяюще потрескивали, а тяжесть набитого сытным ужином брюха клонила ко сну. Сегодня здешние повара помимо прочего подали ангарский пирог — запечённую под сырной корочкой рыбу с луком, чередующимися слоями со здешним «земляным яблоком», именуемым картофель. Оказалось весьма вкусно, Иван Афанасьевич умял пирога сего аж с полблюда.

Теперь дьяк задремал, время от времени всё же лениво открывая глаза. Рядом со столом, ближе к камину, в кресле развалился Дмитрий Строганов. Уралец тоже подрёмывал, отложив в сторону, на низенький столик, кожаную папку с бумагами, которую передал ему секретарь Сокола. Проекты соглашений постепенно будут согласованы, подписаны, и тогда… Дмитрий вспомнил, как сердце его радостно забилось, когда Сокол предложил ему организовать на Урале оружейный завод под руководством его людей. Знатно!

Вдруг сзади загремела посуда — служки убирали со стола остатки трапезы. Гавренев обернулся с недовольным видом и, заметив, что один из служек схватился за блюдо с пирогом, немедленно рыкнул на него:

— Эй, харя селёдкина! Пирог ангарский оставь, окаянный, и морсу тоже! Да и проваливайте уж отседова!

Те немедленно и бесшумно испарились из зала.

— Якой ты, Иван Афанасьевич, голосистый! — устало рассмеялся Строганов и, тронув рукою папку, спросил дьяка: — Ты мне лучше скажи, что об ангарцах думаешь? Что Никите Ивановичу скажешь?

— Скажу, что таких, как ангарцы, давить надо в колыбельке ишшо, иначе они таких дел наворочают, что волосья дыбом встанут! — негромко, но уверенным тоном отвечал Гавренев. — А не людишек им слати.

— Ишь ты! — опешил Дмитрий. — А чего же так? Сокол же отказ от трона московского написал! Вона грамота лежит.

— Коли будет нужда, — усмехнулся Иван, — ангарский князь ентой грамотке иное дело найдёт.

— Ты, Иван Афанасьевич, Никите Ивановичу сказывай всё как есть! — заволновался Строганов. — Домыслы свои не приплетай! Неча напраслину возводить, зазря се!

— Не боись, — хмыкнул дьяк. — Лишку болтать не стану..

— Убудет с тебя приврать, — пробурчал в ответ уралец, встав с кресла.

Строганов в этот вечер решил непременно попасть на завод. На настоящий завод, где ангарские мастера льют сталь и собирают те машины, что дышат паром, у которых заместо сердца горяченный котёл.

«Нет, назавтра уже буду Сокола просить о том», — подумал Дмитрий, чувствуя в теле великую слабость.

— Почивать я, Иван Афанасьевич, — проговорил он дьяку.

Тот не ответил — Гавренев сам уже похрапывал, навалившись на стол.

Посёлок Хабаровский, слияние Уссури и Амура.

Сентябрь 7154 (1645).

Абсолютная темнота, и только резкие сполохи молний на мгновение освещают всё вокруг. Чёрная масса воды огромными, ревущими волнами одна за другой накатывала на корабль, чтобы опрокинуть его, утянуть в бездонную пучину и навсегда похоронить там. Дико свистящий ветер бил то в спину, то в грудь, стараясь завалить на мокрую палубу. Корабль уносило к берегу, который становился всё ближе с каждой новой вспышкой небесного разряда. Он видел громадные вершины гор, что темнели где-то там, вдали. Главное, не отпустить руки, не разжать пальцы. Держаться! Держаться…

Задыхаясь от плотных потоков воды, бьющих в лицо, он открыл глаза и… проснулся. Сердце его колотилось, будто хотело выпрыгнуть из груди, а дыхание словно стеснено от долгого бега. Выдох, втянуть воздух носом, ещё выдох. Уже лучше.

В душной комнате стояла звонкая, давящая на уши тишина. Только что была чудовищная какофония, а теперь ровно наоборот. Выбеленные стены и потолок резко диссонировали с недавними до жути чёрными картинками из сновидения. Странные сны посещали Сазонова последнее время и почти все были связаны с морем, бурным и негостеприимным. Прежде такого не было никогда.

Как обычно, Алексей проснулся с первыми лучами солнца. Ещё пара минут, чтобы просто полежать с открытыми глазами, — он не любил вставать сразу после пробуждения. Эта привычка выработалась у Сазонова ещё на первом году попаданчества. Кстати, этот термин первоангарцам подарил полковник Смирнов — его «Попали…дь!», произнесённое после того, как профессор Радек объявил об окончательном исчезновении перехода между мирами, уже давненько стало общеупотребимой фразой и источником анекдотов. Много воды утекло с тех пор, многое даже забылось, став какой-то размытой картинкой, словно разум стирал из памяти самые тоскливые и безрадостные воспоминания о первых месяцах, проведённых в этом мире. Но именно тогда, когда каждый человек был словно виден насквозь, становилось ясно — силён он или слаб, личность он или балласт, в команде или за бортом. К счастью, вторых было очень мало, хватало пальцев рук, чтобы пересчитать их. Но даже они, дети перестройки, впоследствии стали вровень со своими старшими товарищами. Ибо ситуация обязывала привлекать все резервы каждой личности, иначе — могила, и никто о тебе не поплачет I и не вспомнит никогда более. Повезло в том, что среди членов экспедиции оказалось много научных специалистов и простых работяг, изрядно битых жизнью, но не потерявших воли и разума. Они выросли и возмужали ещё в СССР, на его северных окраинах, у сурового Ледовитого океана, на берегах Белого моря. Они не стояли в длиннющей очереди на Тверском бульваре за гамбургерами и колой, не перепродавали финское шмотьё, обмененное на водку, не гонялись за видиками и порнухой. Они работали в конструкторских бюро, на закрытых, номерных предприятиях, в цехах машиностроительных и судоремонтных заводов. Крепили обороноспособность своей Родины, которую вскоре сдали без боя на потеху врагу рыбоглазые временщики во власти.

А Соколов всё-таки молодец: Русь, у которой в союзниках вечно была только армия, то есть мобилизованный народ, а флота и вовсе не было, обзавелась как минимум ещё одной — Сибирской Русью, и при должном усердии с её стороны вполне можно было устроить и более тесные отношения с Датским королевством. У данов как раз имеется флот, и весьма грозный, надо сказать.

Всё, надо подниматься. Но сначала потянуться как следует, до хруста. Хорошо! Новый день впереди, и так много ещё надо сделать перед отплытием к устью Амура.

Сегодня был последний день отдыха перед конечным отрезком пути до Амуркотана, небольшого русско-айнского поселения в устье великой реки, крайнего форпоста ангарцев на востоке. Через пролив от него лежала вожделенная ангарцами земля — остров Сахалин, богатый нефтью и углём, доступными к немедленной добыче при минимальных трудозатратах. Сазонов узнал об этом ещё от Сартинова, который срочную службу проходил на Тихоокеанском флоте. Тогда, на одном из занятий, матросам и поведали о том, как всего пять человек со шхуны «Восток», которая под командованием Воина Андреевича Римского-Корсакова исследовала Сахалин, добыли три тысячи пудов угля.