Дорис Лессинг - Сириус экспериментирует

Когда люди знакомы так давно, нет нужды в строгом регламенте. Мы понимали друг друга без слов и нередко на собраниях какое-то время просто сидели молча, пока не приходили к согласию, а потом расставались, так и не произнеся ни слова.

«Возможно ли такое на этот раз?» — подумала я. Наконец я обратилась к своим коллегам:

— Полагаю, вам известно, что я хочу, чтобы мы изменили свою политику в отношении Роанды.

По лицам, обращенным ко мне, я видела, что от меня ожидали более красноречивого выступления.

— Мне трудно говорить, — пояснила я. — Я не знаю, как лучше сформулировать доводы, которые кажутся мне убедительными.

Ответом мне вновь было молчание. Затем заговорила Стаграк с Планеты 2:

— Поскольку последние события отдалили тебя от нас и теперь мы уже не можем понимать друг друга без слов, я кратко изложу наши соображения.

Ее слова причинили мне боль, но я видела, что остальным тоже нелегко.

— Первое. Для Сириуса нет никакого смысла продолжать заниматься Роандой. Она больше не может служить исследовательским полигоном из-за избытка населения, а также смешения рас и видов…

— Это, между прочим, и наша вина.

Последовала пауза. Я сразу взяла неверный тон, к которому здесь не привыкли.

— Мы готовы примириться с тем, что ты смотришь на происходящее иначе. Следует ли нам продолжать? Это бесполезно для Сириуса, но, быть может, в этом заинтересован Канопус. — Снова пауза. — А Канопус издавна был нашим врагом.

Я сидела молча. Интонация, с которой были сказаны эти слова, привела меня в недоумение.

В отношении Канопуса в Сирианской империи сложились прочные стереотипы. О нем говорили как о сильном и опасном противнике, превосходящем нас силой и умением. Упоминание о Канопусе неизменно сопровождалось презрительным смешком или, напротив, металлическими нотками в голосе, которые означали, что на серьезное обсуждение этой темы наложен запрет. Разумеется, среди членов Большой Пятерки этот тон был не в ходу. Мы говорили о Канопусе скорее как о старшем партнере, который достиг своего положения неправедными средствами. Но на сей раз слово «Канопус» было произнесено совершенно иным тоном. Это был своего рода пробный шар.

— Некогда Канопус действительно был нашим врагом, — возразила я.

— Ты только что провела много — очень много — времени с Клорати.

— Я была на луне Роанды.

— Вряд ли твою затянувшуюся отлучку можно объяснить тем, что тебя покорила луна.

Я медленно переводила глаза с одного лица на другое. Коллеги запросто могли прочесть в моих глазах правду, но, по-видимому, им это не удалось, поскольку Стаграк сказала:

— Для нас заняться Роандой означает опять открыть дискуссию о роли Сирианской империи. О том, следует ли сохранить масштабы нашей деятельности на нынешнем уровне или лучше задуматься о продолжении колонизации. Нам придется заняться обучением специалистов, которые будут работать на двух Южных Континентах. А такое обучение обойдется нам недешево, поскольку на Роанде сложилась непростая ситуация. Почти наверняка кто-то из них погибнет, а это породит в нашей среде новые сомнения. Важно понять, что если мы примем твое предложение, то вновь столкнемся с экзистенциальной проблемой, а это чревато опасными последствиями. Такова наша точка зрения, Амбиен.

Я сидела, обдумывая ее слова. Все было решено без меня. Они вчетвером обсуждали меня одну. Мои старые друзья и соратники сделались мне чужими, и от этой мысли мне стало так горько, что я была готова сдаться. Если бы не думала о Клорати.

Я продолжала надеяться на него, и чем дольше я сидела перед своими коллегами, тем сильнее крепло во мне чувство, которое не поддавалось определению. На протяжении всего разговора внутри меня словно звучало эхо: Клорати, Клорати, Клорати.

Внезапно Стаграк произнесла:

— Мы заботимся о нашем благе.

Это была угроза. Впрочем, угрозы бывают разными.

Зачастую не важно, что произносится вслух: собравшиеся могут сколько угодно клясться друг другу в вечной дружбе, но эти заверения останутся пустыми словами, если ситуация, в которой они оказались, стала для них опасной. И наоборот. В данном случае все лежало на поверхности — угроза была явной. Мне было отлично знакомо выражение молчаливого укора на лицах моих коллег. Они считали, что этого требует ситуация. И все же…

Где-то на задворках моего сознания лихорадочно проносились мысли. Все задуманное Канопусом, любые его планы воплощались в жизнь, даже если я не ударяла палец о палец, чтобы поспособствовать этому. Все, что происходило между Сириусом и Канопусом в связи с Роандой, все, что было между мной и Клорати, тысячью голосов твердило мне: то, чего хочет Канопус, непременно сбудется. В худшем случае мои милые коллеги придумают мне какое-нибудь наказание, но это не помешает Сириусу вернуться на Роанду. Это неизбежно, потому что мы уже вовлечены в происходящее. Решение уже принято. Неприятности грозят мне одной, но поскольку моя личная судьба не имеет большого значения, этой угрозой можно пренебречь.

Пока я размышляла об этом, опять наступила пауза, и тут у меня мелькнула еще одна мысль — невозможно, чтобы то, что творится у меня в душе, не отразилось на тех, с кем я была так близка. На тех, с кем я составляла единое целое.

Чувствуя, что эти слова уже обрели плоть и кровь, хотя и не были произнесены, я сказала:

— Я убеждена, что этот союз всегда приносил нам пользу. Именно в этом было его предназначение.

Это было почти предательство. Но оно позволило высказать подразумеваемое вслух. Именно в этом вопросе Амбиен Вторая, если так можно выразиться, «сбилась с пути истинного». Причем довольно давно.

Я почувствовала громадное облегчение, точно у меня и у всех остальных гора свалилась с плеч. Напряженное ожидание достигло кульминации, и наступила развязка.

Присутствующие смотрели на меня, но на их лицах не было враждебности. Разве что ненавязчивое любопытство.

— Ты ни разу не упомянула про Шаммат, — сказала Стаграк.

— Да, в самом деле.

— Ты считаешь, что она не опасна?

— Несомненно, Шаммат контролирует Роанду. И ее луну. Шамматяне заполонили Роанду, они повсюду. Нет уголка, где бы они не рыскали. Однако все это происходит с разрешения или при попустительстве Канопуса. Кто остановит их завтра?

— И ты считаешь, что мы поверим тебе на слово?

— Да.

Я знала, что они согласятся. Воздействуя на меня, на мою природу, Канопус влиял и на них, не подозревая об этом. Коллеги наблюдали за моими отношениями с Канопусом, размышляли о них, и их глубинная сущность тоже была затронута происходящим. Поняв это, я вновь ощутила такую близость к ним, какой не чувствовала никогда прежде. И эту близость я ощущаю по сей день.