Василий Звягинцев - Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер

Остальные поселились на том же этаже, со всем возможным в Замке комфортом, отвечающим вкусам каждого. На всякий случай, по решению Уварова, «валькирии» и сам он расположились в комнатах по обе стороны и напротив просторных апартаментов Катранджи. Лётчики, уточнив у Басманова, действительно ли могут заказать себе помещения по вкусу, попросили расквартировать их вместе. Очутившись неизвестно где, экипаж предпочитал не разделяться – мало ли что. Для них Арчибальд немедленно предоставил требуемое – отдельную секцию из семи комнат с просторной гостиной (или кают-компанией), отделанную и обставленную на уровне адмиральских люксов в доме отдыха под Гурзуфом. На большее фантазии у скромных лейтенантов не хватило, унтер-офицеры же подобной роскоши вообще никогда не видели.

Басманов, осмотрев расположение экипажа «Буревестника», счёл нужным провести краткий инструктаж. Чтобы, наконец, снять общее недоумение и пресечь «излишние умствования», как выражался Салтыков-Щедрин. Так или иначе лейтенантам и мичманам приходилось слышать о не отвечающем гимназическим представлениям устройстве мира. Если не меньше сотни членов достаточно тесной офицерской семьи югоросской армии и флота попадали в разные интересные ситуации, в том числе и в иные миры и времена, так в тайне этого не сохранишь. Дело лишь в трактовке этих ситуаций и степени приближённости каждого к первоисточнику сведений и слухов.

Полковник на ходу сконструировал подходящую к случаю легенду, объяснил, что происходящее вполне укладывается в рамки выполняемой ими задачи, о подробностях которой всё, что нужно, будет сообщено в соответствующее время и строго в пределах должностных обязанностей.

– Пока что можете считать себя в краткосрочном отпуске. Старший лейтенант Дмитриев несёт полную ответственность за вверенный ему личный состав. Вопросы внутреннего распорядка в экипаже – на его усмотрение. Предупреждаю – по территории Замка вы можете перемещаться свободно, куда заходить нельзя – туда просто не пустят. На «экскурсии» по одному не ходить. Заблудиться здесь практически невозможно – в случае чего просто заходите в первый попавшийся лифт и громко произносите место назначения. Он довезёт. Самое главное – во время прогулок вы обнаружите большое количество разного рода питейных заведений. Всё, что в них выставлено, – бесплатно. Поэтому особо предупреждаю – знать меру, как во время увольнения на берег в чужом порту. Мои дисциплинарные права в отношении вас не ограничены, поэтому в случае чего прошу не обижаться. Если кто меня ещё не знает, то не советую начинать знакомство с этой стороны.

На ужин с Арчибальдом собрался только «высший круг», считая Уварова и Катранджи. Для девушек и лётчиков Арчибальд организовал отдельную «культурную программу», нечто вроде кабаре + варьете (что, впрочем, почти одно и то же). Пусть молодёжь отдохнёт и развлечётся, не забивая себе головы «взрослыми» вопросами. Кристине вежливо, но твёрдо было указано, что некоторое время Ибрагим Рифатович обойдётся без её услуг. Спорить было бессмысленно.

С лучшей стороны проявил себя Удолин. Казалось бы, какое ему дело до мелких проблем незначительных людей, которых столько мелькало за минувшие века перед его глазами. Однако озаботился.

Отвел на минуточку Арчибальда в сторону от посторонних ушей и сказал ему достаточно веско:

– И чтобы никаких больше шуточек с этими юношами и девушками. Никаких «римских ночей» и принуждений к «счастью и любви».

Константин Васильевич деликатно намекнул на предыдущую попытку робота (иначе профессор это человекообразное чучело про себя не называл) внушить гостям Замка желание отбросить все моральные принципы и взаимно удовлетворить самые затаённые желания в отношении друг друга. Ему (Арчибальду) тот раз показалось очень интересным, для расширения собственных познаний в психологии, понаблюдать, как поведут себя люди, связанные очень сложными личными отношениями, получившие возможность реализовать все свои мечты и вожделения, хоть в интимной обстановке, хоть публично.

Еле-еле Новиков с помощью профессора сумел эту намечавшуюся и наверняка поведшую бы к нравственной катастрофе вакханалию пресечь в последний момент. Даже пистолетом пришлось намекнуть, что настаивать на своём – не нужно.

Удолин, будучи, с точки зрения Арчибальда, существом не вполне материальным и абсолютно нерациональным, нагонял на него подобие если не страха, то ощущения, что вступать в конфронтацию с магом не стоит. С обычными людьми сначала разобраться бы. Поэтому Константин Васильевич немедленно получил заверения в том, что никаких вмешательств во внутренний мир гостей допущено не будет.

Взяв на себя функции хозяина и одновременно тамады Арчибальд произнёс целую серию вполне дежурных фраз о том, как он очень рад видеть и своих старых друзей, и новых гостей, непременно станущих таковыми, о том, что они не должны себе ни в чём отказывать, ибо «мой дом – ваш дом!» и так далее… Басманов, пусть не очень долго, но всё же послужив на Кавказском фронте, а потом пожив в Стамбуле, кривился от потока восточных банальностей самого низкого разбора.

Он посмотрел на Катранджи. Тот понимающе усмехнулся и сделал римский императорский жест – большой палец вниз.

Всё ж таки, выстраивая свою личность по доступным ему образцам, Арчибальд позаимствовал у землян слишком много лишнего, прежде всего страсть к «велеречивости». Сообразить, что копирование длительных, вплоть до академического часа, рассуждений Удолина на любую подвернувшуюся тему ещё не есть определяющий признак разумного существа, он пока не успел. Что же говорить об обычном «словоблудии» Новикова, Шульгина, Левашова? Стилистика и витиеватость выражений Воронцова заслуживают отдельного разбирательства. Потому Арчибальд, как какой-нибудь персонаж Гоголя или Достоевского, повращавшись в обществе образованных людей, тоже вообразил, что выражаться нужно как минимум «красиво», употребляя как можно больше «по-научному» звучащих слов и выражений.

Мысленно пропуская целые словесные периоды робота, не несущие вообще никакого смысла (как абзацы из докладов партийных секретарей советских времён), а остальную часть его выступления мысленно сократив примерно вчетверо, слушатели поняли, до каких высот самоутверждения успел подняться данный механизм. Лет сорок назад в большой моде были фантастические книжки о всемирном бунте роботов. Так там речь шла о примитивных ламповых устройствах, работавших на перфокартах, с быстродействием тысячу операций в секунду, а теперь к идее мирового (если не вселенского) господства пришёл псевдоразум с непостижимыми для большинства земных учёных способностями и возможностями.