Александр Конторович - Черный проводник

До вечера ей пришлось бегать по различным строениям маленького городка. На оружейном складе усатый старшина выдал два «жандарма» и несколько пачек патронов. На вещевом — навалили целую гору всевозможного снаряжения, состоявшего из самых разнообразных предметов, о некоторых из них она ранее даже и не слышала. Последний на сегодня визит состоялся в медпункт. Врач, самым тщательным образом осмотрев Марину и подробно записав результаты осмотра, приказал прийти ещё раз через неделю. Совершенно ошеломленная всеми впечатлениями сегодняшнего дня, она ночью спала как убитая.

Новый инструктор удивил Марину. Он расслабленно сидел у опушки обширной поляны, глядя куда-то вдаль, при этом держал в левой руке дымящуюся папиросу, а правой слегка постукивал себя длинным ивовым прутиком по кирзовому ботинку. Его папироса почти погасла, а он, казалось, просто грелся в лучах весеннего солнца и был так погружен в это занятие, что не замечал ничего вокруг.

Один из курсантов вежливо кашлянул, пытаясь привлечь к себе внимание инструктора. Сидящий неторопливо открыл глаза и плавно повернул свое лицо к пришедшим, явив им свои густые усы и аккуратно подстриженную бородку, обильно тронутые сединой.

— Собрались… — не то вопросительно, не то утвердительно произнес он.

— Так точно, товарищ… инструктор, — за всех отозвался высокий Виктор, стоявший подле Марины.

— Это хорошо!

Инструктор встал, оправил гимнастерку на своем слегка обозначившемся животике. Бросилось в глаза то, что одежда его военного покроя, но никаких знаков отличия на ней не имелось. Отсутствовал и головной убор.

— Будем знакомы! Михаил Владимирович! — Он слегка склонил голову, выдав этим то, что воспитание получал еще при прежней власти. — Правда, все курсанты зовут меня дедушкой, что в целом соответствует истине, так как внуков я имею.

Это было сказано так, что Марине захотелось сделать реверанс.

— Моя задача — сделать из вас «мусорщиков».

— Кого-кого? — вырвалось у кого-то в задних рядах.

— Мусорщиков! То есть людей, которые умеют всегда и везде находить и при необходимости убирать со своего пути мусор. А что есть мусор? — неожиданно обратился он к стоящему впереди всех широкоплечему курсанту с азиатской внешностью.

— Ну, наверное, что-то старое, протухшее, поломанное, ненужное…

— А вы как считаете, мадмуазель? — перенес дед свой взгляд на Марину.

— Я думаю, что мусор — это то, что валяется не на своем месте.

— Вот, — радостно подтвердил дед и поднял вверх указательный палец. — Лежит под лавкой кот!

Он обвел всех торжествующим взглядом.

— А мусор — именно, что валяется, причём не на месте! То есть там, где его быть не должно, — напирая на первый слог, констатировал он. — Валяется, где его быть не должно и, стало быть, мешается! Так-то! А что есть мусор на поляне, что перед вами расположена?

— Ну, железки всякие, бумага!

— Именно так! А еще сломанные палки, особенно крупные, место которым в густом лесу между деревьев и которые никак не растут на этой поляне, а еще бечевки, тряпки, проволока и оставленные кем-то предметы… То есть все, что на этой поляне само по себе вырасти никак не могло и от ветра прилететь сюда тоже никак ни способно. Но учтите, наш мусор, — упирая на слово «наш», подчеркнул он, — сам по себе в глаза не бросается. Он бывает часто скрыт, спрятан, умело замаскирован вражьей рукой!

— А для чего нам все это?

— Во-первых, ваше внимание это тренирует, а во-вторых, от этого впоследствии частенько жизнь ваша зависеть будет. Ведь мусор мусору рознь! Так-то!

Дед сделал паузу, обведя всех своим внимательным взглядом.

— Вот не так давно под Выборгом один офицер, — неожиданно для всех употребил он старорежимное слово, — нашел в снегу возле тропинки закупоренную фляжку и цапнул ее всею пятерней…

При этих словах некоторые из присутствующих ощутили во рту сухость.

— Пить, видите ли, ему захотелось. — Сапер опять сделал длинную паузу, обведя всех пристальным взглядом, и внезапно отрезал: — Ну, так впредь будет свою жажду укрощать! Оторвало ему всю его цапку! Так-то!

Инструктор достал из кармана белую пачку каких-то явно иностранных папирос и, вытащив одну, дунул в нее и зажал уголком рта. Этот жест вызвал встречное движение некоторых курсантов, торопившихся достать свои коробки со спичками.

— Не надо спешить делать добро, если вас об этом не просят. — Дед жестом остановил инициативу снизу и продолжил почти без паузы: — А теперь поглядите внимательно перед собой. На эту опушку и полянку, что лежат перед вами! Что-то необычное видите или все хорошо?

— Вон там банка в траве валяется!

— А там трава примята!

— И слева трава какая-то пожухлая!

— А вон, я вижу, колышек из травы торчит!

— Колышек, говорите, — неожиданно оживился инструктор, до того только молча кивавший в ответ на каждый возглас. — А чем нам с вами этот колышек помешать может? Скажем, вот такой!

Неожиданно в его руке, словно сам по себе, возник небольшой колышек.

Все внимательно посмотрели на этот заостренный с одной стороны кусочек дерева, сантиметров двадцати — двадцати пяти в длину.

— Споткнуться об него можно, — насмешливо произнес круглолицый курсант Кашин, отличавшийся своим ироничным отношением ко всему окружающему.

— Можно, только вот одного колышка для этого маловато будет, — неожиданно миролюбиво отозвался дед. — А как еще?

— Ну, наверное, можно заострить его с двух сторон. Напорешься — ногу повредишь.

— Может, и повредишь, но если на ноге сапог или ботинок — толку от этого мало. Хотя подобные ловушки применяются и сегодня. Они от папуасов пошли, но если на ноге ботинки, то надо сделать так, чтобы противник ткнулся в них не ногой, а рукой, а лучше так прямо и лицом своим, так? А что для этого надо? Чтобы он с размаха полетел, так? Как этого добиться?

— Наверное, можно воткнуть два колышка и связать их веревочкой, — неуверенно протянул кто-то на левом фланге.

— Верно! Но лучше всего сделать из проволочки петельку, а уж ее как следует привязать к колышку который загнать в землю под самый корень!

Пока Михаил Владимирович рассказывал об этой ловушке, его руки жили, будто сами по себе, и Котенок с удивлением наблюдала, как в его руках, словно по мановению волшебной палочки, образовалась самозатягивающаяся петелька из тонкой черной проволоки, свободный конец которой тут же крепко накрутился на колышек. И почти одновременно с последними словами мастера все сооружение было вогнано каблуком в землю как раз «по самый корень».

— Вот видите, — переведя дух, продолжал дед, расправляя петельку над травой. — Теперь если кто-то пойдет отсюда туда и угодит ногой в петлю, то… Что с ним случится?