Андрей Величко - Век железа и пара

– Снайпер – это отличный стрелок, вооруженный дальнобойным оружием. Слышал про нарезные штуцеры?

– Не только слышал, в руках держал и даже стрелял из него. Бой, конечно, хороший, но больно уж дорогая штука. И главное, перезаряжать ее долго, у меня так минут десять уходило.

– А сейчас я покажу тебе, как делают штуцеры в Австралии. Где бы тут пострелять, чтобы не переполошить весь лагерь?

Я сходил в свою палатку за штуцером и всем необходимым для стрельбы, вручил Петру мишень, и мы отошли от лагеря на полкилометра. Там царь отмерил двести своих шагов, которые были по метру, если не больше, и воткнул в землю шест с ростовой мишенью. Потом вернулся и с интересом уставился на извлеченный из чехла штуцер. Действительно, тут было на что посмотреть – у оружия полностью отсутствовала вся задняя часть ствола. То есть оно было предназначено для стрельбы вроде как унитарными патронами, только они имели толщину стенок «гильзы» в восемь миллиметров и не вставлялись в ствол, а просто насаживались на его выточку и контрились затворным рычагом.

– Значит, рычаг вверх, вставляем патрон, рычаг вниз, взводим курок, передергиваем рейку затравочной коробки, чтобы на полку подсыпался порох, и стреляем. Планка прицела уже стоит во втором положении, это как раз на двести метров. Вот восемь заряженных патронов, пробуй. Кстати, я дарю тебе этот штуцер, только постарайся не показывать его англичанам, да и своим без разбору тоже ни к чему.

Очень давно, где-то лет за триста с хвостиком до рождества Христова, в Древней Греции жил знаменитый ученый по имени Аристотель. Даже такой дуб в древнейшей истории, как я, и то слышал про его великие деяния. Наверняка не все, но три его эпохальных свершения мне были известны.

Первое – он внес неоценимый вклад в становление философии. Ладно, с кем не бывает, тем более что я эту науку толком никогда не знал, а после сдачи экзамена и вовсе забыл.

Второе его деяние имело куда большее практическое значение. Сей ученый муж был воспитателем Александра Македонского и, судя по успехам его ученика, добился на этом поприще выдающихся результатов.

Но в моих глазах все это было всего лишь прелюдией к главному. Итак, успокойте дыхание и сосредоточьтесь, это поможет вам глубже оценить все величие следующего подвига Аристотеля. Он сосчитал количество ног у мухи. И получил восемь!

Я долго думал, как он смог достичь такого. Первая мысль – в момент подсчета ученый был нетрезв до удвоения в глазах – не объясняла выведенной им цифры: ведь в этом случае ног было бы двенадцать. Но потом меня осенило – наверное, ему попалась муха, которой кто-то уже оборвал пару лапок. И вот, в очередной раз хлебнув из амфоры, ученый недрогнувшей рукой вывел на пергаменте: восемь.

Дело тут не в том, что старик ошибся. И даже не в том, что он не проверил результатов подсчета, хотя для хоть сколько-нибудь серьезного ученого это обязательно. Но его ошибку заметили только в конце восемнадцатого века! Попробуйте соврать что-нибудь так, чтобы в ваше вранье верили аж две тысячи лет подряд, и это при том, что установить истину может любой и за пару минут! Уверяю, вряд ли у вас получится. Ибо, при всем моем уважении к вам, вы все же не Аристотель.

Честно говоря, я немного сомневался в истинности всей этой мушиной истории, но во время второго визита в Англию получил совершенно железное подтверждение. Как-то раз Вильгельм привел ко мне какого-то ученого сморчка из Королевского общества и попросил описать ему животный мир Австралии. Я между делом спросил, сколько ног у европейской мухи, и с удовлетворением услышал, что их ровно восемь. После чего у меня разыгралось вдохновение, и я наплел ученому такого, что в ту ночь мне пришлось вместо посещения Элли корпеть над тетрадкой, в которую записывалась австралийская флора и фауна, ибо к утру я вполне мог забыть как минимум половину из рассказанного.

Но к чему это говорится? Перед своей эмиграцией в прошлое я скачивал из Интернета все, хоть самым краем относящееся к истории оружия и вообще техники, и среди прочего мне попалась довольно любопытная статейка. Вообще-то там рассказывалось о первых броненосцах, но в качестве иллюстрации утверждалось, что бомбическое ядро изобрел некий француз по имени Анри Пексан в начале девятнадцатого века. Для далеких от истории техники поясню, что речь идет о стрельбе полыми ядрами с порохом внутри.

Правда, это сразу показалось мне сомнительным – больно уж поздно! – и я полез искать подтверждения или опровержения. Второй источник утверждал то же самое – Пексан, тысяча восемьсот девятнадцатый год. Третий… десятый… я пожал плечами и принял это как данность. Но все же как-то раз спросил у Петра, знаком ли он с бомбическими пушками.

– А как же! – с энтузиазмом ответствовал царь. – Сам вот этими руками выпустил сорок семь бомб по Азову во время второй осады! А теперь подумываю, что такие пушки неплохо бы поставить и на корабли. Правда, больно уж они тяжелые, тут маленьким и даже средним кораблем не обойдешься.

В результате вместо открытия глаз дикому московиту, который, оказывается, разбирался в предмете уж всяко лучше меня, а тем более авторов скачанных статей, мне пришлось засесть за инженерный расчет бомбической пушки, с тем чтобы она получилась без лишнего веса. И готово это было только к нашему прибытию в Таганрог. В процессе чего я повнимательнее перерыл свой ноутбук и пришел к выводу, что, скорее всего, упомянутый Пексан сделал то же, чем занимаюсь я. То есть он приспособил бомбическую пушку для стрельбы по настильной траектории с корабля, по возможности облегчив ее при этом.

А вообще-то я готовился к небольшой местной экспедиции на Северский Донец. Наиболее тяжелый груз туда доставит катамаран, а солдаты, прихватив с собой полевую кухню, двинутся пешком, благо, весна уже вступила в свои права и дороги почти высохли.

Петр же развил бешеную деятельность по ускорению постройки так называемых царских хором, где вскоре должна была произойти ассамблея в честь визита в Россию его высочества Николая Баринова, австралийского принца. Ну и нас с Элли тоже – все-таки герцоги, тем более не просто заморские, а вообще заокеанские. Но это событие произойдет уже после моего возвращения из Донецка.

Кстати, во избежание путаницы следует уточнить, что в будущем очень любили давать совершенно разным населенным пунктам одинаковые имена. Например, Москва – это не только столица Российской Федерации. Городишко с таким названием есть и в Штатах. А лично я был еще в одной Москве, которая расположена в пятнадцати километрах от райцентра Ворошилово, причем эти километры идут по такой грунтовке, где не всякий раз проедешь и на тракторе. Население той Москвы временами доходило аж до пятнадцати человек.