Василий Звягинцев - Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»

Фёст снова резко сменил настроение. Чего грустить о давно пролетевшем, да и безвариантном, на самом деле?

— Ну, суть понятна. «Эскаэсов», «калашей» всех видов вы им пару миллионов нашлёпаете. У нас здесь, на свободном рынке, хороший «АКМ» российского разлива стоит в четыре раза дороже китайского, «ТТ» послевоенный — в десять. В вашей гуманной реальности, я так прикидываю, исходя из имеющихся проблем, качественные стволы европейского производства вообще купить сложновато, следовательно, цена будет, какую запросите. Особенно если на следующий уровень подняться. Тяжёлая техника. То, что можно из советских изделий предложить, — почти по Шекли, «абсолютное оружие». Против любых танков, включая и нынешние российские — «САУ-сотка» или «Т-34–85» — как бульдозер против «Запорожца». Но тут же возникает очередной вопрос, как всегда. Ну, сдерёте вы с Ибрагима и его «Интернационала» миллиарды и миллиарды натуральных «Халифатских реалов» [127] Халифатский реал — золотая монета, чеканящаяся в столице «Халифата Магриба и Северной Африки» Сиди-бель-Абессе. Содержание золота 96-й пробы — 25 грамм (в Российском червонце — около 8 гр.). , так кто мешает, минуя «долгий и утомительный процесс», сдублировать столько же этой «мелочи», ничем не утруждаясь?

— Эх, братец, — сказал Секонд, загрустив от взаимного недопонимания и оттого, не сдержавшись, разлил в рюмки понемногу коньяка, приготовленного для завтрака с Сильвией. — Тебе бы со мной местами не только в бою меняться, тебе бы через раз вместо меня на лекции в Академию ходить. Сообразил бы, что золото золотом (причём его появление ещё замотивировать надо), а где ты несколько миллионов бойцов найдёшь, готовых за нас (или там где нам надо) воевать? Мы ведь всю вообще мировую конфигурацию изменить собрались, да ещё и с явной прибылью, а не в убыток. Нет, правда, давай попробуем: ты — в аудиторию, а я — по девкам… Давно тебе пора своё образование систематизировать.

— Это по каким, интересно? — с тонким дрожанием в голосе стальной струны спросила так же внезапно, как недавно Сильвия, появившаяся Людмила. Она же — подпоручик Вяземская.

Фёст досадливо хлопнул себя ладонью по колену. Сказал же брат-аналог, что «валькирии» скоро должны появиться. Вот и появились. Консьерж их пропустил без вопросов, входную дверь с помощью блок-универсала открыть ничего не стоит. И тут же услышали то, что для них совсем не предназначалось.

Слух ли у каждой женщины такой нечеловеческий, или гендерный инстинкт направляет туда, где два мужика попросту сидят себе на кухне, ничем, кроме привычного словоблудия, не злоупотребляя? И ведь надо же — недели не прошло, как поняла Люда, что Фёст — готов , и уже не хватает терпения перемолчать, как пристойно подпоручику в присутствии двух боевых полковников.

Сейчас она ощущала себя будущей Ляховой-первой (а Майя, к которой она с дня первого знакомства испытывала нечто вроде женской ревности, само собой, станет «второй», что Людмилу чрезвычайно радовало). Одета она была вполне «по-боевому», но так, чтобы не выделяться на улицах хоть одной, хоть другой Москвы. Достаточно свободные джинсы, скрывающие пистолет, пристроенный на бедре в прорези левого кармана (урок Фёста даром не прошёл), водолазка цвета хаки, «хвостом» собранные волосы. Никакого макияжа. Даже пронзительный взгляд своих сиреневых глаз она научилась маскировать длинными ресницами.

Дело в том, что Людмила, подогреваемая непривычным ей пока чувством, перепутала голоса. Пройдя из прихожей в коридор между квартирами, она услышала обрывок разговора, и ей показалось, что насчёт «девок» сказал именно он.

— Да к таким, как ты, — ответил Секонд. — Чтобы, наконец, научить вас, что грешно издеваться над человеком, желающим вам только добра. Это я имею в виду поручика Полусаблина.

Означенного поручика, командира «женской роты», девяносто подчинённых ему девиц (семь «валькирий» погоды не делали) из природной вредности доводили до грани тихого помешательства, демонстративно, «согласно устава», являвшиеся на утреннюю зарядку топлес.

«А там, господин поручик, статья семнадцатая, ясно сказано — „в трусах и лёгкой обуви. В грязь и дождь разрешаются сапоги“».

Другой бы, на месте Полусаблина, радовался ежедневному бесплатному стриптизу (да какому!) или придумал для нахалок нечто остроумно-неприятное. Начав, например, тоже «согласно устава», комментировать несовпадение имеющейся анатомии с «высочайше утверждённой». А ещё лучше — приказать в дождик, с лужами на штурмполосе: «Рота, по-пластунски, до первого рубежа и обратно!» — и тщательно следить, чтобы упражнение выполнялось по всем правилам. Раз такие знатоки и ценительницы уставов — так извольте. Но — не каждому дано, особенно если на медицинском факультете не учился.

— Ах, извините, господин полковник, не поняла. — Людмила изобразила нечто вроде книксена. Знает, зараза, что не в том настроении и «жених», и начальник, чтобы осадить её, как чины позволяют. — Просто не выношу я, когда свои мужчины о других девках рассуждать начинают.

— Вот, камрад, до чего доброе отношение к личному составу доводит, — развёл руками Секонд. И, уже к Людмиле обращаясь: — И чем же тебе, подпоручик, другие девки так не нравятся, если вы знаете, что вы — всё равно лучше? А где же гендерная солидарность ? — Секонд откровенно развлекался, пользуясь возможностью не думать о серьёзных вещах хоть несколько минут. — И имей в виду, раз и навсегда, я тебе, пока погоны не снимешь, никакой не свой . Даже когда невесткой мне станешь, деверем и по имени сможешь называть только при совместном проведении отпуска. Доходчиво?

В шутку или не в шутку, он сейчас сказал то, что Фёст и Людмила вслух пока не обсуждали. И сразу всем стало просто и легко. Не нужно больше никаких «политесов», недоговоренных фраз, попыток «на людях» демонстрировать безразличие друг к другу. Хоть сейчас Секонд сумел показать «близнецу», кто из них старший. А старший брат, как известно, второй отец.

— Что ж, ребята, раз на мои слова ни от кого возражений не последовало, считаем вопрос решённым. По глотку шампанского в ознаменование момента, после чего, поручик Вяземская, передайте Вельяминовой мой приказ построить отделение.

Людмила ещё не до конца пережила случившееся и не сообразила — в каком отношении ей теперь предстоит находиться с Анастасией. Так-то комвзвода, а если по иному счёту? Она, считай, обручённая невеста одного полковника Ляхова и, соответственно, родная невестка второго, а та — всего лишь подполковника Уварова. Интересно складывается. Не зря старые уставы и законы ещё с времён Петра препятствовали созданию подобных конфликтов служебных и родственных интересов.