Константин Калбазов - Концерн

– Ты понимаешь, что даешь в руки потенциальному противнику возможность ускорить строительство кораблей? Ты понимаешь, что даже без таких гешефтов они выполнили и перевыполнили свою программу строительства флота?

– Повторяю: никаких особых преимуществ они не получат. Ну, введут они к началу войны на один крейсер и несколько миноносцев больше, большой погоды это не сделает.

– А то, что они тут у тебя как дома ходят, все рассматривают и в каждую дырку свой нос суют?

– Да они и по-русски-то не разговаривают.

– Сережа, ты идиот или только прикидываешься?

– Знаешь что! Если кто из нас и идиот, так это ты. Аника-воин, решил в одиночку изменить историю и взвалить на себя судьбы миллионов людей.

– Не передергивай. Я тебе руку на отсечение даю, что не меньше половины этих рабочих имеют офицерский чин Японского Императорского флота, а русский знают немногим хуже нас с тобой.

– Ну и какие такие секреты они могли здесь выведать? Мы ведь и так предоставляем им оборудование, да еще и учим их на нем работать, знакомим с конструктивными особенностями. В общем, полный комплект.

– А газосварка?

– Агрегат в единственном экземпляре сейчас находится в мастерской у меня дома. Чертежи тоже только у меня. С оборудованием, по сути, знакомы только Зимов, я да Митрофанович, но его японцы еще не видели. Я его отпустил на месяц: с родителями худо, укатил в деревню.

– Все одно глупость несусветная допускать посторонних на территорию мастерских да еще позволять шляться бесконтрольно.

– Слушай, может, хватит? Там дурак, тут идиот. Достал. Короче, так. Разбирайся со своей затеей сам, я в этом участвовать не собираюсь. Даже если опустить то, что я не верю в осуществление этой авантюры, есть и другое… История уже сложилась, все, что ты хочешь предотвратить, уже случилось, тот, кто попытается изменить ее ход, рискует первым оказаться под ее катком. Понимаю, звучит как мистика, но как назвать наше появление здесь, если не мистикой? У меня есть жена, возможно, в скором времени появятся дети, и я не хочу рисковать ради эфемерной затеи по изменению мира. Не хочу участвовать в этом даже в той роли, которую ты мне определил, находясь за сотни километров от места боевых действий. Трындец – он ведь может не только в виде японского снаряда прилететь, но и от банального гоп-стопа на улице приключиться, потому как я все одно буду участвовать в изменении уже сложившегося порядка.

– Значит, идешь на попятную?

– Да. Долбайтесь сами. Один возомнил себя мессией, стремится спасти миллионы. Другому за державу, вишь ли, обидно. А я мечись между ними.

– Я рассчитывал на тебя. На твои знания. На то, что ты поможешь нам выковать оружие, с помощью которого мы сможем что-то сделать. Ну что же, если так, обойдемся без тебя. Поступай как знаешь. Свою треть ты получишь, как только мы обменяем золото.

Антон поднялся и направился к двери. Все точки расставлены. Жаль, но, как видно, придется рассчитывать только на себя и Гризли. А если взбрыкнет и он? Плевать. Антон не собирался отступать. Если придется, то он пойдет один. До конца.

Идя к двери, он подспудно ждал, что Звонарев его окликнет, начнет извиняться, да попросту передумает. Но ничего подобного не произошло. Дверь за Песчаниным закрылась с тихим стуком, а его так никто и не окликнул и не бросился догонять. Как видно, Сергей все же принял бесповоротное решение.

Звонарев вошел в прихожую, и как всегда, супруга вышла его встречать. Вот только обычного игривого тона, коим она неизменно поднимала настроение уставшему за день мужу, у нее не наблюдалось. Нет, поначалу она планировала сделать все по заведенной уже традиции, зная, как это благотворно влияет на мужа, но, увидев его, поняла, что это будет лишним. Что-то случилось. Что-то очень серьезное. Таким мрачным Сергея она еще не видела.

– Сережа, что случилось?

– С чего ты взяла? – вяло улыбнувшись, попытался он уйти в отказ.

– Я не слепая.

– Все нормально. Просто я сегодня расставил все точки, сделав окончательный выбор. Теперь все пойдет по-другому.

– Ты так и не ответил.

– Все нормально, малыш.

– Ладно. Захочешь – потом сам расскажешь. От Антона с Семеном ничего? – Вопрос традиционный, но она заметила, что в этот раз муж как-то вздрогнул, словно его ударили.

– Они сегодня вернулись, – вздохнув, ответил он.

– А почему же тогда не пришли к нам на ужин? Или ты думаешь, что я не смогла бы принять их при внезапном появлении?

– Нет, так я не думал. Понимаешь…

– Вы поссорились, – перебила она его. – И чего же могло такого случиться, что не успели они сойти на берег, как между вами произошла ссора, и, судя по всему, весьма серьезная?

– Мы по-разному смотрим на некоторые жизненные вопросы. Я хочу думать только о себе и своей семье, они… В общем, им ближе мысли о процветании России, они стремятся заселить необжитые земли и вбухать туда огромные средства.

– А чего в этом такого плохого, что ты столь категорично выступаешь против?

– Я не говорю, что я против. Просто я не считаю, что ради достижения целей, которые под силу только государству, мы должны рвать свои жилы.

– Понятно. Проходи, ужин сейчас будет.

Когда он уже закончил есть, сидевшая напротив Аня, утвердив подбородок на кистях рук и внимательно глядя на мужа, вновь вернулась к прерванному разговору:

– Знаешь, Сережа, тебе нужно помириться с Антоном и Семеном. Помолчи, пожалуйста. Я ведь все вижу, а еще я иногда кое-что слышу. Я не знаю доподлинно, что вы там замыслили, но мне понятно одно: отдельно, сами по себе, вы жить не сможете. Вы не родня, это видно сразу, но отчего-то складывается такое впечатление, что роднее друг друга у вас в этом мире никого нет. Понимаю, что ты хочешь указать на меня, но я – это другое. Если вы не сделаете шага к примирению, то потом всю оставшуюся жизнь будете корить себя. В Антоне слишком много самолюбия, Семен во всем и всегда его поддержит. Остаешься ты. Перешагни через себя, сделай шаг первым.

Аня поднялась и стала убирать со стола. Зная о том, какая она рачительная хозяйка и насколько не любит, когда у нее крутятся под ногами, когда она чем-либо занята, Сергей вооружился папиросами и направился в свой кабинет, под который они отвели одну из комнат. Нередко бывало, что муж засиживался за бумагами, так что ему необходимо было рабочее место.

Примерно через полчаса Аня, заглянув в кабинет, едва не закашлялась от облака табачного дыма, который не успевал выветриваться, несмотря на открытую форточку, – как видно, Сергей курил одну папиросу за другой. При этом она не увидела перед ним ничего, кроме уже полной пепельницы. Он просто сидел, уставившись в одну точку, и порывисто делал одну глубокую затяжку за другой, отчего папироса выгорела буквально за несколько затяжек, а он бездумно прикурил следующую. На глаза сами собой навернулись слезы, но не от табачного дыма, а от сжавшегося от жалости сердца. Она очень сильно переживала за мужа, но чувствовала, что помочь ему не в силах. Аня тихо притворила за собой дверь и отправилась спать.