Анатолий Спесивцев - Есаул из будущего. Казачий Потоп

Случившееся в прошлом году он расценил как счастливый шанс для исполнения своих желаний. Страшная беда, накрывшая Польшу, давала парадоксальный шанс для ее спасения. Получить под свое начало большое войско, разбить грозного врага, а там и порядки в государстве можно попробовать поменять…

Войско собралось. Ну… почти собралось. Шляхтичи и целые шляхетские отряды продолжали прибывать, однако ждать прихода всех король не стал, отдал приказ о выдвижении к Люблину.

«Так и до зимы можно в Варшаве просидеть. А как мудро заметил Публий Сир: «Bis dat, qui cito dat [5] Вдвойне дает тот, кто даст быстро ». Шляхтичи ведь уже не только прибывают, но и убывают. Кто по болезни, а кто и проев-пропив прихваченные из дому припасы. Да и животами мается все больше людей. Пусть войско и до половины того, о чем зимой мечталось, не дотягивает, ждать больше нельзя. Дева небесная, святая покровительница, вразуми, вдохнови подданных на ратные подвиги, помоги правильно обустроить государство!»

Король невольно глянул вверх, где должны были обитать Господь со свитой. Не ожидая их увидеть, конечно, но в надежде заметить какой-нибудь знак, символ того, что ТАМ не только знают о происходящем, в этом он не сомневался ни секунды, но и готовы способствовать его победе. Одолению темных орд с востока силами европейской, единственно истинной цивилизации и окончательному, бесповоротному утверждению ее ценностей. Сначала на востоке Речи Посполитой, а потом и дальше. Однако небесные силы в дела земные вмешиваться не спешили. Наверху можно было заметить только многочисленных падальщиков, сопровождавших армию. Считать увеличение числа коршунов и воронов знаком небес не приходилось, эти птицы были скорее ближе антагонистам ангелов. После нашествия вражеских орд прошлого года не только в благородном сословии, но и среди простых людей, даже среди хлопов и челядинцев, возникло сильное стремление разбить лютых врагов, уничтожить их, загнать остатки в самые дальние азиатские степи. Поэтому Владислав делал расчет на всеобщее воодушевление и желание встать на защиту Ойчизны.

«В Польше у меня семь с половиной миллионов подданных. Где-то десятая часть – шляхтичи. Пусть половина из них женщины, им не место на поле боя, но, значит, треть от другой половины – мужчины в самом что ни на есть возрасте бойца. На самом деле не треть, скорее половина, но даже треть – более ста тысяч воинов. Ибо, слава Богу, благородные люди все как один умеют сидеть на коне и владеть оружием. Выйди они на врага, конно и оружно, да выведи с собой, как полагается, по несколько вооруженных челядинцев или наемников, получится непобедимая армия, способная легко смести любого врага, на востоке или западе, юге или севере. Все соседи должны были бы сложить оружие и подчиниться польскому королю. Мне. Да вот беда, именно меня эти самые подданные ненавидят и боятся больше самых страшных врагов».

Действительно, дружно поддержав осенью короля в желании собрать большую, как никогда, армию для отпора диким ордам, разорившим чуть ли не полстраны, уже зимой многие начали вслух сомневаться в разумности подобного шага. Будто забыв, что огромные вражеские армии в следующем году опять могут вторгнуться в страну, польские шляхтичи волновались по поводу незыблемости своих привилегий. На очередных сеймиках зимой то там, то тут звучало: «Не позволям!»

Король подозревал, что это происходило не без участия подсылов от взбунтовавшихся казаков, но его выступление на эту тему вызвало просто вал возмущений.

– Панове! Horribile dictu (страшно произнести), но в стремлении круля собрать такую армию невозможно не видеть его желание покончить с нашими вольностями. Не позволям!

– Meo voto (по моему мнению) благородным людям необходимо сплотиться против этой страшной опасности. Не позволям покушаться на наши златые вольности!

– Lapsus (ошибку) мы свершили, согласившись на чрезвычайном сейме на выделение таких средств крулю. Станем как один на защиту наших прав!

Польская элита, как, наверное, никакая другая, была великолепно выучена. Шляхтичи с детства учились не только ратным наукам, но и старались получить хорошее образование. Естественным было для состоятельного человека благородного происхождения после окончания местного университета или иезуитского коллегиума поехать на несколько лет в Европу, завершить образование в лучших университетах. Вероятно, именно с этим связана любовь их к латинскому языку. И привычка к месту и не к месту вставлять в свою речь цитаты из римских классиков или просто заменять в предложении на польском одно-два слова латинскими синонимами. Благородный человек поймет, а мнение людей неблагородных их не интересовало. Собственно, и людьми хлопов голубокровные идиоты с несколькими дипломами из разных университетов не считали. Пожалуй, более яркий пример, что образование, даже самое лучшее, не гарантирует наличие ума, найти трудно.

Нельзя сказать, что такие настроения доминировали везде. В Малой Польше, на востоке Польши Великой большинство шляхтичей пошло в ополчение. Они своего унижения при виде нагло шастающих дикарей под стенами их замков и городов не забыли. Сбежавшие из русских воеводств благородные люди, в том числе и схизматики, организовали не одну хоругвь. Еврейская община, встревоженная страшными погромами в Малой Руси, вооружила, снабдила лошадьми и припасами пять гусарских хоругвей, наняла в Германии три тысячи наемников. Зато шляхтичи Поморья, побряцав саблями, похвастав друг перед другом своими будущими победами… занялись привычными делами. Гулянками, сведением личных счетов с соседями, прожиганием будущих доходов. Многие уже давно жили в долг. В армию оттуда явилось людей меньше, чем из формально не вступившей в войну Литвы.

Все призывы Владислава к Радзивиллам о приходе на помощь польскому литовского войска наткнулись на глухую стену. Стремившиеся к полной независимости от Польши, литовские магнаты всячески манкировали своей обязанностью выходить на бой по призыву монарха. Это было во времена восстания Хмельницкого, в изменившейся реальности это тем более случилось и в условиях погрома польских земель. Они отговаривались необходимостью защищать Великое княжество Литовское от скапливавшихся на его границах московитских полчищ. Впрочем, добровольцам выполнить долг присяги никто не мешал. Многие шляхтичи явились из Литвы отомстить за своих погибших от рук казаков родственников. Другими руководило понимание своей ответственности перед Богом. Католическим. Пусть даже все их предки в течение сотен лет были православными. Но очень многие помимо этого шли по вполне меркантильной причине, надеясь «прихватизировать» имения родственников, освободившиеся после гибели хозяев. Или, как коронный и польный гетманы, вернуть собственные поместья, казаками отобранные.