Анатолий Спесивцев - Есаул из будущего. Казачий Потоп

«Верить в губительность пробежек черной кошки или особой опасности тринадцатого числа, возможно, глупо. Но еще глупее из-за такой чепухи пострадать. Было же у меня ощущение, что тот курганчик, чтоб его, не надо трогать! Посему не будем стесняться суеверий, в них не только дурь заключена».

Черная полоса накрыла и значительную часть казацкого флота. Трофейные баштарды, кадирги и прочие османские галеры стали приходить в негодность. Выяснилось, что османы большую их часть сляпали из сырого дерева, да и уход за кораблями до перехода в надежные казацкие руки оставлял желать лучшего. По просьбе Ван Ваныча осмотрев полтора десятка кораблей, Аркадий согласился с его предложением разобрать еще пяток самых пострадавших и использовать незагнившие доски с них для ремонта остальных.

«Дьявольщина! Куда Мурад смотрел, когда позволил это гнилье в строй вводить?! А говорили, что он был слишком требовательным и жестоким. Да там надо через одного чиновников обезглавливать! А потом, немного погодя, оставшимся головы рубить. И через год повторять все опять. Говорят, что Суворов считал любого интенданта, прослужившего полгода, созревшим для расстрела. Не знаю, не знаю… все же расстрел – казнь почетная. Может, лучше вешать? И дефицитный порох экономится, и наглядное пособие о вреде воровства, если его хорошо смолой обмазать, долго напоминает всем проходящим мимо о необходимости соблюдения… эээ… забыл какой по счету заповеди божьей – НЕ УКРАДИ! Нет, хорошо все-таки, что у нас с этим полегче. Крадут, конечно, но куда реже и в несравнимо меньших масштабах. Не успевают руку на этом деле набить, что радует, однако. Хотя возле ворот проходить из-за запаха от виселиц не очень приятно. Не розами наше ворье пахнет, ох не розами. И даже не тюльпанами».

Прислушавшись к собственным ощущениям, понял, что квасу выпил мало.

«В такую жару, пожалуй, пить стоит больше, но как неудобно кувшин стоит! Можно ведь опять руку потревожить, надо заодно и переставить поближе» .

По закону подлости, вполне действенному – не раз уже имел возможность убедиться – руку потревожил, и утихшая было боль с садистским наслаждением вонзилась в локоть, будто током ударило.

– Шшшшш!.. – зашипел вслух, благо жены рядом не наблюдалось, Аркадий. – Больно как!

«Чертовщина какая-то! Вчера ведь так не болело, и сегодня утром вроде без подобных излишеств обходился. С чего это она так разболелась? Не дай бог, будет осложнение, ни рентгена, ни антибиотиков здесь не наблюдается и в ближайшее время не предвидится. Н-да… остается надеяться, что поболит и перестанет. Обходились же предки без развитой медицины, а я что, рыжий? Правда, и загибались они… чаще, мягко говоря. Впрочем, какой смысл горевать об отсутствии томографии и эффективных лекарств, они от этого появятся, что ли? Нет. Значит, стоит подумать над основными проблемами логистики, пока работа над конкретными изобретениями затруднена. Тем более что там процесс и без меня пошел».

Попаданец поудобнее устроился в кресле, оберегая руку, будто она сделана из драгоценного и хрупкого материала. Тема давно напрашивалась на решение, но ему даже думать о ней не хотелось. Все предприятия Вольной Руси стали испытывать серьезный дефицит рабочей силы. Кроме, разве, верфи. Там людей хватало. Вывезенные силой мастера Стамбульской и Трапезундской верфей благодаря шаставшим по морю грекам знали, насколько плохи сейчас дела в Анатолии, и возвращаться не рвались. Да и работы у судостроителей было немного, в основном – по ремонту, а не строительству кораблей.

Зато в металлургии наблюдался резкий отток чернорабочих при мизерном, смехотворно малом притоке. Ведь неквалифицированные работяги все были из села, мало кого из них успела увлечь работа с металлом, а легкость получения плодороднейших земель завораживала. Единственное, что удерживало еще многих на заводах, – безденежье. Ведь мало получить в пользование надел земли, его еще обрабатывать надо. То есть необходимы упряжка волов (лошадь и соху не предлагать!), плуг, борона, упряжь, телега для вывоза урожая… и жить-то в шалаше здесь тоже не будешь. Проживали трусы, так называемые бесштанные казаки, в землях Запорожских вольностей, спали зимами кучами в ямах, согревая друг друга… не только теплом тел. Но такого существования и врагу не пожелаешь. А о семейной жизни при безденежье и мечтать не приходится.

Как раз в этом году экспорт валашских и молдавских волов пошел не в охваченную военными действиями Польшу, чтобы дальше последовать через Данциг в западноевропейские порты, а в Малую Русь. Да и выпуск металла вскоре должен возрасти, что, можно не сомневаться, приведет к усилению оттока бывших селян на землю, к привычной работе. Неизбежно и неотвратимо. Решение этой проблемы попаданцу было хорошо известно, но вот даже вспоминать о нем не хотелось.

«Да… ведь хорошо помню, как гневно, в промежутке между рюмочками, клеймил позором Петра и Демидовых за совершенно людоедский способ развития металлургии в России. О-о-о… как удобно витийствовать под буженинку и красную рыбу, как легко разоблачать, если ни за что не отвечаешь… Хотя появление этого государя в России неплохо бы и предотвратить или обеспечить его правильное воспитание… впрочем, сейчас не до него. Приписные к заводам села – самое то для нынешних условий. Естественно, не русские села, рабство для православных ведь уже запрещено здесь, надеюсь, и в России его запретят. Но само-то рабство никто не отменял, а из Польши сейчас пойдут сотни тысяч рабов».

Без того не бравурное настроение Аркадия стремительно покатилось вниз, проявляя тенденцию прорыва именно туда, где и полагается находиться участникам порабощения огромных масс населения. Ну не любил он работорговцев! И пусть сам уже стал таковым, перспектива идти по пути приписных холопов его опрокидывала в депрессию.

«Господи! Хотя, учитывая тему, впору обращаться к антагонисту Бога… и самая благая цель оправданием преступлений служить не может. Да хоть сам Сатана! России без развития промышленности не выжить, не только нашей, вольной, вообще России, следовательно, хочешь спасать людей и народ – губи душу. За други своя не только смерть можно принять, но и в ад пойти. Может быть, кто-то умный и нашел бы другой, менее, чего уж там, людоедский выход, но этого умного поблизости нет. Значит, будем выкручиваться известным нам способом».

Аркадию жутко, нестерпимо захотелось выпить. Он осторожно встал, каким-то чудом не потревожив руку. «Странно, но от нервов почему-то телесная боль вдруг успокоилась. Почему, интересно?» – подошел к довольно криво сделанному (по его указаниям, не было опыта у плотника по такой работе) шкафчику, достал бутыль сладкой, но крепкой наливки, щедро ливанул в кружку, грамм двести, наверное, чуть посомневался, но отнес и поставил обратно.