Павел Дмитриев - Поколение победителей

Конечно, Урал не Москва. Посольства США даже в Свердловске нет. Смогут перехватить меня по пути? Скорее всего. Две тысячи километров не шутка. Так что глупость, явно ведь в дефолт-сити едем.

Патриотизм… Сложное чувство. Нет, естественно любить родителей, места, где прошло детство. Но сколько моих друзей и знакомых сейчас живут в Вегасе, Остине, Нью-Йорке, Копенгагене, Ганновере, Тель-Авиве, Никосии, Берлине, Шанхае, Бейруте… Они живут там, где нравится. И не особо комплексуют по поводу давно и навсегда оставленной Родины, справедливо рассуждая, что нечего цепляться за «родную избу», если она капитально сгнила. Не могу решить даже для себя, правилен ли такой подход. Нужды в выборе до сих пор не было.

Теперь все люди и мысли остались за гранью, в параллельном измерении. Это другой мир, по большому счету для меня тут одинаково чужды как советские, так и американские идеалы и образ жизни…

Вот только все встретившиеся в Советском Союзе оказались на удивление нормальными. Даже полковник КГБ Музыкин, несмотря на принадлежность к «свобододушительному ведомству», вполне понятный и правильный мужик. Он мне чем-то сильно напомнил отца времен моего раннего детства, когда тот ходил на службу в форме и думал, что защищает свое государство. Потом страна предала его с особым цинизмом и превратилась в место, где удобно зарабатывать…

С Анатолием у меня сложились прекрасные отношения, можно сказать, дружба. Тем более Катя… Она просто не поймет побега, и мне, что греха таить, не хочется выглядеть в ее глазах убогим предателем. В добавок ко всему, она симпатичная и далеко не глупая. Хотя готовить толком не умеет, но это дело наживное. Нельзя сказать, что в двадцать первом веке я был обделен вниманием девушек. Крупные габариты, нестрашный вид, подвешенный язык и материальный достаток… Ну себя не похвалишь – ходишь как оплеванный. Однако к Екатерине Васильевне меня влекло как мало к кому раньше. Даже издевался над собой – типа, не пацан уже, а так глупо попался на импринтинг в процессе совместных трансвременных коллизий.

Нет, так просто плюнуть на этих людей я уже не мог. Они мне поверили, мы вместе ели, пили, спали… Нет, спали все же раздельно. Но все равно, неблагодарной скотиной я не был и быть не собирался.

К аэропорту Кольцово приехали уже в сгущающихся сумерках. Дорога, занимавшая в две тысячи десятом году три часа, тут потребовала все шесть. Вроде асфальт по качеству почти не отличался, и останавливались всего три раза – размяться, долить воды, бензина, проверить уровень масла… К концу дороги полковник начал всерьез подгонять шофера. И не зря, на борт ТУ-104 едва успели, на посадку почти бежали. Хорошо хоть аэропорт Кольцово в шестьдесят пятом оказался маленьким, один почти игрушечный домик с колоннами и высоким шпилем. Подъехать можно было к самому крыльцу, без хитрых шлагбаумов и долгой рулежки по парковке.

Обошлось без маханий красными корочками при посадке в самолет – в страшном СССР не требовали паспорт! Никаких рамок металлоискателей, конвейеров просвечивания сумок и прочих приятностей двадцать первого века. В самолет – как в автобус, быстро и без затей. Люди шлепали к борту прямо через аэродромную стоянку, обходя огромный топливозаправщик на базе военного КРАЗа. Трап как двухмаршевая лесенка, его подкатывали к самолету вручную. «Время меньшей свободы, но большей независимости», – эта фраза, сказанная о Франции времен королей, прекрасно подходила и к данной ситуации.

Сам полет не порадовал. Вида никакого, все загораживал длиннющий, в половину фюзеляжа двигатель. Низкий, давящий цилиндр потолка, нелепые круглые плафоны освещения по его центру. Место полки для вещей занимала открытая сетка. Сиденья крепились в пять рядов, тесновато, но неплохо. Стюардессы оказались более чем симпатичными, привычно раздавали леденцы и кормили вкусным ужином, включавшим в себя котлету (первое мясо после переноса!).

Трясло в полете страшно, при снижении на посадку были какие-то рывки, потом жестковатое касание и долгий пробег. Думал, быть аварии, но ничего, ближе к концу дорожки нехило так дернуло, и остановились [35] Ту-104 едва ли не самый опасный самолет в мире (и самый – в СССР), 18 % авиапарка было потеряно в результате аварий. . Судя по реакции пассажиров, все планово и спокойно. Каково было мое удивление, когда при выходе позади самолета я увидел техников, скатывающих здоровенный тормозной парашют! [36] Реверс тяги и интерцепторы на этом самолете отсутствовали. Торможение парашютом было штатной опцией, которая в Домодедово применялась редко (хорошая, длинная полоса).

Москва встретила мелким моросящим дождем. На выходе из здания аэровокзала нас уже ожидал молодой, спортивного сложения человек характерного вида.

– Товарищ Музыкин? – приветствовал он нашего спутника, неуклюже вытянувшись по стойке «смирно» в штатском костюме. – Лейтенант Смирнов, вас просили встретить…

– Можно документы? – Полковник даже не напрягся, значит, момент штатный.

– Пожалуйста. – Корочка в руке распахнулась как пасть гадюки, тренируются они ее предъявлять, что ли?

– Забирайте молодых людей, – улыбнулся Петр Степанович, внимательно изучив документ. Было видно, что он рад хорошему завершению собственной миссии. – Удачи!

Полковник передал портфель лейтенанту и, коротко попрощавшись, пошел обратно.

– Прошу в машину! – произнес встречающий строгим голосом, дождавшись, когда Музыкин скроется под широченным козырьком новехонького здания Домодедовского аэровокзала.

– Спасибо… – Хоть тут такси не «Победа», нормальная черная «Волга».

Товарищ Смирнов предупредительно распахнул заднюю дверь, которую сам и закрыл, дождался, пока мы с Катей поместимся в салоне. Стартовал он, к моему удивлению, необыкновенно резко, ничуть не хуже RAVчика. Быстро вписался в поток и погнал километров под сто в час [37] Главный герой не знает, что, это ГАЗ-23. Внешне неотличимая кагэбэшная модификация «Волги» со 195-сильным 8-цилиндровым двигателем от «Чайки». Разгон до сотни километров в час – 16 секунд (против 32 секунд в стандартной модели). .

Через несколько минут, выбравшись за город, водитель, полуобернувшись, продолжил диалог:

– Я работаю начальником охраны Александра Николаевича Шелепина. Петр, правильно?

– Да, именно так.

– С настоящего момента вы внебрачный сын старшего брата Александра Николаевича, того, который погиб в войну.

– Если нужно партии, – попробовал пошутить я, но осекся, поняв, что слова приняты совершенно серьезно.

– Вы не должны общаться с кем-либо, кроме Александра Николаевича, – добавил водитель, – со мной тоже.

– Совсем? – притворно удивился я.