Владимир Контровский - Авианосцы Евразия против Америки

Час «Х» близился…

март 1944 года

– Драка предстоит страшная, – произнёс адмирал Галлер, глядя на корабли, стоявшие в заливе Факсафлоуи. – Всё уже вроде обговорено, и прилетел я сюда, Вадим Степанович, – он повернулся к Макарову, – только для того, чтобы ещё раз тебе напомнить: не горячись, и не повтори той ошибки, которую ты допустил в этих местах в сороковом. Не подставляйся: четыре года назад твой авианосец сыграл роль приманки, притянул на себя все английские самолёты и дал возможность тевтонам разнести британский флот на кусочки. Германская победа была оплачена русской кровью, и я не хочу, чтобы новый «Варяг», – он посмотрел на коробчатообразный силуэт авианосца, из трубы которого сочился лёгкий дымок, – постигла судьба «Варяга» старого.

– Понял, – командующий Атлантическим флотом кивнул. – Редер, конечно, хитёр – предложил нам высаживаться на Багамах: берите, мол, нам для союзников ничего не жалко. И оно соблазнительно – и плацдарм удобный, и гавани, и аэродромы. И вообще: багамский остров Сан-Сальвадор – первая земля, открытая Христофором Колумбом. С него началось открытие Америки, и закрытие её тоже начнётся с него – символично.

– Мальчишество, – нарком неодобрительно покачал головой. – Багамы взять можно, и даже нужно, но только тогда, когда за них не придётся платить слишком дорого. Прежде чем играть в Колумба, нужно сначала разгромить американский флот, повыбить авиацию, а уже потом… Лезть на рожон большого ума не надо, и ты мне это брось!

– Так точно, Лев Михайлович. Ошибок сорокового года не повторю.

– Я надеюсь. Победа нам нужна, но не победа любой ценой, ясно?

Адмиралы, служившие ещё под Андреевским флагом, хорошо понимали друг друга. Оба – и Галлер, и Макаров, – очень много сделали для того, чтобы избавить русский флот от неустройства и неудач, преследовавших его с Крымской войны, и вернуть ему славу и мощь времён Синопа и Чесмы.

Победа была нужна и стране, и флоту, и лично вице-адмиралу Вадиму Степановичу Макарову. Прирождённый моряк, он не стеснялся энергично и безжалостно устранять всё, что, по его мнению, мешало развитию флота. В тридцать третьем году много шума наделал поступок Макарова, тогда ещё капитана первого ранга и командира авианосца «Варяг», по приговору суда офицерской чести повесившего на мачте своего корабля проворовавшегося интенданта, продававшего налево авиационный бензин. Макаров разделял мнение своего отца, считавшего, что поощрять стяжательство значит подкапывать принцип, на котором зиждется доблесть русского солдата , и очень хорошо знал, какой урон (и материальный, и нравственный) наносили армии и флоту воры в погонах.

Недолюбливал адмирал Макаров и политработников, считая, что их некомпетентное вмешательство в боевую подготовку и оценка офицеров не по уровню профессионализма, а по степени преданности (зачастую показной) идеям «мировой революции» приносит только вред. «Если мой артиллерийский офицер умеет грамотно организовать стрельбу и может добиться накрытия и перейти на поражение раньше, чем это сделает противник, я не буду считать грехом смертным его незнание того, что Энгельс написал «Диалектику природы», а не «Диалектику при родах», и что эта книга вовсе не является пособием для гинекологов» – это высказывание Макарова дошло до верхов и вызвало гнев Главного Политуправления.

Над головой командующего Атлантическим флотом сгустились тучи, и только прямое заступничество Вознесенского, отстаивавшего примат экономики над идеологией, спасло Макарова от нежелательных последствий. Киров распорядился оставить строптивца в покое, ограничившись кратким «Ты в следующий раз думай, что говоришь, адмирал», сказанным Макарову с глазу на глаз, но «идеологи» проявляли теперь к нему повышенный интерес, и Галлер знал, что любая ошибка адмирала может стать поводом для его отставки. Ошибкой же можно объявить всё – Ливитину, например, поставили в вину тяжёлые потери флота во время сражения в Аляскинском заливе, – и если в Карибском море русский флот потерпит поражение, Макарова не спасёт даже слава «героя Исландии»: припомнят ему и идеологию, и гинекологию. И Лев Галлер, хорошо зная горячий нрав своего подчинённого, тревожился за него не меньше, чем за жизни тысяч моряков Атлантического флота Народной России.

…Одиннадцатого марта 1944 года русские корабли – авианосцы «Чесма», Синоп», «Варяг», линкор «Слава», линейный крейсер «Севастополь», крейсера «Ослябя», «Пересвет», «Александр Невский», «Ярослав Мудрый», «Аскольд» и двадцать четыре эсминца эскорта – покинули Рейкьявик, направляясь в Карибское море.

Уничтожение американского флота и захват Больших Антильских островов было для Хохзеефлотте двуединой задачей, одно без другого не мыслилось. Овладение «эскадрой непотопляемых авианосцев» давало германцам возможность воздействовать по территории США авиацией с островных аэродромов и прикрывать корабли, но для удержания островов требовалось господство на море. Успех операции «Рагнарек» давал надежду принудить США к миру на условиях «Меморандума-43», а в случае нежелания янки капитулировать позволял перенести войну на материк: флот и береговая авиация обеспечивали высадку десанта на побережье Мексиканского залива и захват плацдармов, ограждённых «огневым забором» корабельной артиллерии. По теории, оборонявшиеся выдавливались с плацдармов, которые затем накачивались войсками наступавших, хотя германское командование, хорошо понимая все трудности грандиозной высадки войск на североамериканский континент (начиная с многомиллионной численности армии вторжения и кончая проблемами её бесперебойного снабжения), предпочло бы до этого не доводить: одно дело сражаться за предполье, и совсем другое – ворваться на улицы города, защитники которого будут отчаянно драться за каждый дом. Но сам «карибский вопрос» требовалось решить безотлагательно: ведомство адмирала Канариса располагало смутной информацией о некоем «сверхоружии», создаваемом в США, а работы физиков-ядерщиков кайзеррейха и Народной России позволяли догадаться, что это за сверхоружие. «Ахейцы, – говорил кайзер, – могли десять лет осаждать Трою, не опасаясь, что олимпийцы вручат Приаму огненный меч богов. Мы такого позволить себе не можем: время работает против нас». И Германия готовила атаку на Карибы, готовило основательно и с размахом.

Воздушное наступление на Антильские острова не прекращалось ни в сорок втором, ни в сорок третьем. Шли и шли через Атлантику авиатранспорты, и падали в море десятки, сотни и тысячи сбитых самолётов. Пилоты кайзеррейха (и Народной России) приобретали в этих боях бесценный опыт: они видели врага в прицелы, видели чужую дымную смерть, ощущали на себе её мертвящее дыхание, превращались в закалённых воздушных бойцов, готовых ко всему, и пополняли авиагруппы строившихся германских (и русских) авианосцев. А по обе стороны океана сходили с конвейерных лент новые крылатые боевые машины, и садились в их кабины молодые лётчики, многим из которых суждено было навсегда остаться двадцатилетними.