Роман Злотников - Генерал-адмирал. Взлет

Ну, с финансовыми аферами американцы были знакомы едва ли не лучше всех в мире, и потому в первый месяц новая компания, открывшая свои отделения в семнадцати крупнейших городах САСШ, заимела по всей стране только около двенадцати тысяч вкладчиков, инвестировавших примерно четыреста тысяч долларов. Однако когда первые вкладчики получили обещанные двадцать процентов в месяц, причем смогли беспрепятственно снять и основную сумму, люди потянулись в отделения.

Еще через месяц в «Уолл-стрит джорнел» появилась статья, автор ее заявлял, что современная экономика просто не способна обеспечить таких прибылей и что Германо-американское общество промышленности и судостроения — скорее всего очередная финансовая афера. Это вызвало некоторый отток клиентов из отделений компании, число которых к тому моменту достигло уже ста шестидесяти, а также публикацию серии статей, опять же на правах рекламы, в каковых со злорадством утверждалось, что вот-де, воротилы с Уолл-стрит зашевелились, испугавшись того, что доходы, которые они раньше клали себе в карман, теперь пролетают мимо. Вкупе с информацией о том, что все желающие забрать деньги вместе с положенной прибылью получили причитающееся в полном объеме, это вызвало взрыв энтузиазма.

Более того, отделения Германо-американского общества промышленности и судостроения начали открываться и в Европе. Причем, если в САСШ как основной персонал, так и охрана набирались из немцев-иммигрантов, что подчеркивало ее связи с наиболее бурно развивающейся европейской экономикой (примеров тому было много — скажем, немецкие пароходы давно уже считались фаворитами в борьбе за «Голубую ленту Атлантики»), то в Европе подчеркивались именно американские корни. То есть конторский персонал и охрану (хотя бы в центральных конторах) составили американцы, правда, ведущие происхождение из той страны, где открывались конторы. Например, в Германии работали эмигранты-немцы или их потомки, еще не забывшие язык предков, во Франции — американцы из французских эмигрантских семей, в Италии — из итальянских, причем по большей части не потомки, а эмигранты в первом поколении. Лишь в Австрии, Турции и Болгарии преобладал персонал, ассоциировавшийся с Германией.

Следующие три месяца были временем бурного роста компании. Число открытых отделений только в САСШ достигло двенадцати тысяч, а сумма вложенных за это время средств — астрономической суммы в одиннадцать миллиардов долларов. Генеральный директор компании доктор Кнут Кайзерберг восторженно именовался «финансовым гением всех времен и народов», а его коллега по европейскому отделению Уилл Иман был принят во всех аристократических салонах Европы. Хотя ни о его прошлом, ни о прошлом герра Кайзерберга общественности почти ничего не было известно, несмотря на все усилия вездесущих журналистов. Впрочем, кое-что удалось накопать. Например, нью-йоркская «Сан» утверждала, что доктор Кайзерберг получил докторскую степень в одном из старейших европейских университетов — Гейдельбергском. «Берлинер тагеблатт» утверждала, что Иман на самом деле не американец, а англичанин, несколько лет как переехавший в САСШ и закончивший там Гарвардский университет.

Знающие люди, естественно, понимали, что эти материалы были оплачены, но на широкую публику они подействовали очень сильно. В апреле отделения Германо-американского общества промышленности и судостроения открылись в Швеции, Швейцарии, Бельгии, Дании, Португалии, Румынии, Греции и России. А в конце месяца было шумно объявлено, что оно заказывает в Германии двадцать шесть огромных пароходов для трансатлантической торговли, а на русских верфях — пять пароходов усиленного ледового класса для эксплуатации на линии Европа — Азия по Северному морскому пути и два новых мощных ледокола. Причем, как заявлялось, «в проектах этих пароходов будут учтены все ошибки, недавно приведшие к трагической гибели английского трансатлантического пакетбота „Титаник“». [40] «Титаник» утонул 14 апреля 1911 г. Именно поэтому-де, корабли и заказаны немецким и русским судостроителям. Мол, первые давно уже обогнали англичан в искусстве кораблестроения, а вторые давно научились строить корабли, «не боящиеся айсбергов».

На деле оба заявления были неправдой — и англичане до сих пор умели строить отличные корабли, и столкновение с айсбергом одинаково опасно для любого судна, даже для ледокола. Но когда это реклама имела хоть какое-то отношение к правде? Так что эта информация вызвала новый прилив энтузиазма среди вкладчиков, в связи с чем очереди в конторы компании, состоявшие из людей, намеренных вложить в нее деньги, мгновенно выросли. Конторские с трудом справлялись с обработкой такого количества «инвесторов», как громко именовали всех желающих внести свои средства…

Уже вечером, отстояв-таки огромную очередь и купив акций на четырнадцать тысяч восемьсот девяносто долларов, Тони добрался до своей каморки. Впрочем, отдохнуть ему так и не дали. Едва только он снял рубашку и скинул с плеч подтяжки, в дверь забарабанили.

— Ну кто там?

— Открывай, Тони!

— А, Джакомо, это ты?

— Да я, и меня послал за тобой дон Марко.

Тони поморщился. Б о льшая часть денег, на которые он купил акции, принадлежала именно дону Марко. Собственных средств Тони там было всего восемьдесят долларов. Дело в том, что эти идиоты из Германо-американского общества промышленности и судостроения ограничили максимальный размер единовременных инвестиций под маркой того, что не желают давать «зарабатывать на новой, прогрессивной форме инвестиций денежным мешкам», которые «и так всё это время обкрадывали простой народ». Так что серьезным людям, желающим вложить в эту компанию серьезные деньги, приходилось изворачиваться. И потому дон Марко, земляк Тони, попросил посодействовать ему в этом вопросе. Ну а для Тони помочь дону Марко было только в радость. Он давно хотел стать для дона Марко «своим». Дон был очень уважаемым человеком в итальянской диаспоре Нью-Йорка, и к нему частенько обращались за тем, чтобы рассудить какие-нибудь дела, не привлекая продажных местных полицейских и судей. [41] В начале XX в. полиция Нью-Йорка занимала одно из первых мест в мире по коррупции. И это, кстати, является одной из причин того, что в среде итальянцев-иммигрантов сохранились традиции решать все проблемы в своей среде, обращаясь к «донам», уважаемым в диаспоре людям. Дешевле обходилось. Причем слово «дон» тогда не имело криминального оттенка, оно было просто уважительным обращением. Но именно такие доны во времена «сухого закона» (1917–1933 гг.) и образовали первые мафиозные семьи. А то простому человеку подать заявление в местный суд почти равнозначно разорению. Да и справедливости там не дождешься. Особенно если будешь судиться против ирландцев, которых здесь как собак нерезаных, и большинство — именно в полиции.