Владимир Поселягин - Я - истребитель

— Хвост в щепки, но летит, зараза. Тогда я пропеллером левого мотора по крылу…

— И-и-и? — не выдержал все тот же. Среди толпы слышались смешки.

— Крыла как не бывало, но летит!.. — развел я руками. — Тогда я крылом по фюзеляжу…

— Ну и-и-и?

— Фюзеляж в дребезги, немец на моторе сидит, как-то управляет, но летит!

В толпе слышался откровенный смех. Кто-то отчетливо сказал:

— Во заливает! Ну, комик, ему бы в артисты!

— Тогда Степанов говорит: «Командир прижмись к нему, я сейчас!» Ну я крыло подвел к немцу. Смотрю — Степанов вылез наружу и с сапогом в руке по крылу к немцу ползет. Подполз, бац ему сапогом по голове, ну тот вместе с мотором в пикирование и в землю врезался. Вот так вот храбростью и находчивостью сержанта Степанова и был сбит пятидесятый «мессер». Ну а пока мы гнали последнего немца, оказалось, что забрались далеко в тыл к немцам, только хотели было развернуться, как тут опять «мессеры» налетели… э-э-э-э… м-м-м? — завис я на миг.

— Сто? Двести? — подсказал чей-то голос.

— Двести? Чего врать-то? Сто пятьдесят было. Окружили они нас. Ну, я думаю, все, будем принимать последний бой, только собрался броситься на таран, как горючее кончилось, и мы в пике и врезались в землю.

— Разбились? Насмерть?

— Не-е. В болото упали. Вылезли, а куда идти?

— И куда?

— Тут мы вспомнили, что рядом есть немецкий аэродром, и мы туда. Прибегаем — немцев на нем видимо-невидимо! Ну я роту охраны схватил левой рукой, правой колочу им по мордасам. А сам кричу экипажу: «Захватывайте самолет, а то улетит сейчас!» Смотрю, а тот действительно на взлет пошел, тут наши подбегают и за хвост его держат. Ну я с охраной разобрался, стволы у пулеметов и пушек в узел завязал и побежал на помощь. В общем, выкинули мы немцев из самолета и домой полетели.

— А пограничники?

— А-а-а, э-э-э?.. А!!! Так летим мы, значит, смотрю — внизу наши идут и рукой машут. Подвези, мол, ну а мы что? Не русские, что ли? Подобрали, и вот здесь. Кстати, а ужин был уже?

— Был-был. Если поторопишься, то успеешь, столовая собирается — и на машины. Передислоцируемся мы.

— Ну я побежал тогда… — И действительно побежал.

Заскочив в санчасть, подхватил свой сидор, сунул в него очки и, закинув на плечо, отмахавшись от соседей по палате, тоже собиравшихся, помчался в столовую.

— Теть Вер, как насчет поесть?

— Ой, матушки! Суворов! Ты же с вылета не вернулся, говорили, вас немцы сбили! — всплеснула руками повариха в столовой.

— Сбили-сбили. Так как насчет поесть?

— Только холодное оста…

— Да мне пойдет. Там еще особист и сержант Степанов некормленые.

Мне наложили холодных пельменей, которые я стал с урчанием поедать. Минут через семь пришел Степанов и присоединился ко мне. Никифорова не было, но одна из официанток унесла куда-то судок.

Когда я почти закончил и пил чай с вареньем, в столовую вошел капитан Смолин.

— Суворов, а кто за вас рапорт писать будет?

— Сейчас, товарищ капитан! — кивнул я и, вытерев руки салфетками, взял карандаш.

— Пиши только правду, а не то, что ты у «юнкерса» заливал.

Капитан внимательно читал все, что выходило из-под моей руки. Кое-где делал пометки на черновике, но молчал.

— М-да. Покрутило вас. Двух сбили?

— Да. Один — я. Другой — Степанов.

— Понятно, их трудно будет провести по бумагам, но попробуем. Пиши теперь чистый лист.

Переписав все набело, я отдал рапорт начштаба, который, внимательно прочитав, расписался, достал из кармана печать и, хэкнув на нее, прижал к листу.

— Через полчаса вылет. Ты летишь на «юнкерсе», его уже заправляют и грузят имуществом. Раз нам достался такой подарок, то грех не воспользоваться такой возможностью.

— Товарищ капитан, а мой истребитель?

— Ах да. Совсем забыл. Мотор привезли, но поставить не успели, так что твой ЛаГГ вместе с мотором и горючим погрузили на две освободившиеся машины и готовят к эвакуации.

— Ясно, товарищ капитан. Спасибо.

Кивнув, Смолин развернулся и вышел из столовой. Допив холодный чай, отдал стакан и блюдце с вареньем Любаше и побежал в санчасть. Лютиковой, когда собирался, не было, видимо, возилась с ранеными, и сейчас я надеялся застать ее.

— Можно? — спросил я, заглядывая в ее кабинет. Марина была там, собиралась.

— Суворов? Что-то случилось?

— Нет, товарищ военврач. Вот подарок вам, лично снял с тела немецкого летчика, — сказал я, протягивая желтую кобуру.

— Это с которого? Не с того ли, который на моторе летел? — спросила она с любопытством.

— Ну вот зачем так меня оскорблять? Нет, оружие того летчика у Степанова. Это с пилота «юнкерса».

Подарок она приняла, но от попытки обнять ее и поцеловать ловко увернулась. Однако не стукнула, и это обнадеживало, поэтому я, выходя, обернулся и твердо сказал:

— А ведь все равно вы будете моей! — и выскочил, увернувшись от брошенной склянки, которая звонко разбилась о дверь.

За время, пока обедал, салон вымыли и привели в порядок. Тела немецкого летчика, как и мешков, не было, зато везде лежали папки, ящики и другое имущество. Только лавки по бокам были свободны — судя по посадочным местам, со мной летят еще и десять пассажиров. Прикинув грузоподъемность, только вздохнул: взлетать мы будем на пределе. Как всегда.

Выпрыгнув из «юнкерса» на землю, осмотрелся. Вдали формировалась автоколонна, где-то там был мой ястребок. Степаныч уже подбегал, доложился об эвакуации, так что тут я был спокоен.

От санчасти в моем направлении потянулись раненые с личными вещами в руках. Последней шла Марина, неся два чемодана. Увидев ее, побежал навстречу и перехватил груз. Судя по звяканью и тяжести, там были медицинские препараты. Шедшая рядом санитарка тетя Галя несла что-то из медицинского оборудования.

— Вы что, со мной?

— Да. Смолин приказал грузиться, он, кстати, с нами летит, — ответила Лютикова.

— Понятно. О, наши к взлету готовятся. Четыре аппарата осталось. М-да.

Бомбардировщики поднялись в воздух и в сопровождении одиннадцати «чаек», оставшихся в истребительном полку за последние дни горячих боев, направились на новый аэродром под Могилевом.

— Заводи! — издалека махнул рукой Смолин. Посмотрев, как он трусцой бежит к самолету, я залез в салон и, протиснувшись между пассажирами, добрался до кабины. На старте стоял «ишачок» Запашного с крутящимся пропеллером. Вот он взревел мотом, стронулся с места и пошел на взлет.

Все три двигателя уже ревели, прогреваясь, когда Смолин сел на место второго пилота и, надев наушники, спокойно сказал:

— Можно взлетать. Майор Запашный будет нас сопровождать.

«Ишачок» к этому времени, крутясь над аэродромом, набирал высоту, явно собираясь прикрывать нас.

Выведя «юнкерс» на начало полосы, дал газу и повел транспортник на взлет.