Сергей Шкенев - Штрафбат Его Императорского Величества. «Попаданец» на престоле

- Я на вас надеюсь, Генрих Станиславович.

- Господа, доверьтесь опытному эскулапу. Перелом ключицы не настолько опасен, чтобы так беспокоиться! В столь юном возрасте кости срастаются очень быстро.

Кого он юношей назвал, скотина? На Соловки закатаю мерзавца! В Сибирь отправлю медведей лечить!

- Вполне доверяю, Генрих Станиславович, но и вы поймите… ей ещё жить и жить. Каково девице с одной рукой?

Чего? Идиоты, кого девицей называете? Глаза разуйте, придурки - аз есмь царь!

- Александр Христофорович. Понимаю ваше беспокойство и участие в её судьбе. Но оставьте сомнения, я не допущу, чтоб столь молодая и красивая особа превратилась в калеку. Господь такого не простит.

И это всё про меня? Это я молодой и красивый? Я - девица? Убью! На плаху! Всех расстреляю!

- Не только Господь, и государь будет недоволен.

Уже нового императора назначили? Ну сейчас устрою… хм… женскую истерику со слезами и соплями? Где шпага? Где, чёрт побери, моя шпага?

Надо попробовать встать… я ведь лежу? Наверное, лежу. От резкого движения в боку вспыхивает боль - туда прилетело штыком от… Погодите, но прилетело мне, а не какой-то девице. Разве… Сесть смогу? Получилось. И ушла темнота, уступив место ослепительному свету - упала мокрая тряпка, закрывавшая лицо. Зачем так с живым человеком? Ах да, помню стремительно приближающийся торец двери… Тряпка - примочка от синяков? Надеюсь, во всяком случае.

- Государь очнулся! - радостный вопль прапорщика Акимова больно бьёт по ушам. Самого гвардейца почти не вижу, глаза ещё не привыкли к свету, и приходится их зажмуривать.

- Ваше Императорское Величество! Павел Петрович! - восторженно орёт Бенкендорф. - Вы живы!

Ага, называет по имени-отчеству. Значит, я не девица? А кто у нас тогда девица?

- Совсем оглушил, полковник. Зачем так громко кричать? - недовольное ворчание помогает замаскировать растерянность и недавний испуг. - Чего переполошился?

- Так вы же целые сутки без сознания пребывали, государь.

- Врёшь.

- Истинный крест! Вот у доктора спросите.

Выкатившийся из-за спины Бенкендорфа лекарь похож на колобка с ножками, а физиономия излучает такую преданность и доброжелательность, что поневоле хочется быстрее выздороветь и больше не видеть эту слащавую морду. Не он ли меня девицей обзывал? Будущий доктор лесоповальных наук…

- Ваше Императорское Величество, позвольте выразить…

- Вон отсюда!

- Что, простите?

- К чертям всех врачей!

- Государь гневаться изволит, - перевёл Акимов и подтолкнул непонятливого к двери. - Вы, Генрих Станиславович, девицу ещё раз осмотрите.

Меня вновь сковало ужасом, бросило в холод, и отпустило не сразу, оставив лёгкую слабость в коленях.

- Какую девицу, прапорщик?

- Лизавету Михайловну, кого же ещё? - удивился гвардеец. - Она в свою фузею тройной заряд забила, вот отдачей ключицу-то и сломало. Да вы не переживайте, государь, до свадьбы заживёт!

Вот оно как… А я, старый дурень, ни за что ни про что обидел хорошего человека, нашего милейшего эскулапа. Стыдно, Павел Петрович! Ей-богу, стыдно давать волю эмоциям и срывать зло на ни в чём не повинных людях. А излишне богатое воображение хорошо лечится бромом. И кое-кому требуется лошадиная порция.

Судьба-злодейка, видимо, решила покуражиться над несчастным лекарем от всей души - распахнувшаяся дверь сшибла беднягу Генриха Станиславовича с ног, отшвырнула к стене, и вернула обратно - прямо под ноги ворвавшемуся в спальню генералу.

- Ваше Величество! - заорал тот с порога и, не обращая внимания на распластавшегося по полу доктора, бросился обниматься.

- Михаил Илларионович? - я попытался отстраниться.

- Я! - один глаз у Кутузова прикрыт чёрной повязкой, но второй сверкает опасным восторгом пополам с безумием. - Государь, нам нужно срочно поговорить наедине.

Совершенно не похож на Мишку Варзина. Или это не он? Попробовать какой-нибудь пароль?

- Наедине? Если только вы имеете сообщение о том, что утро красит нежным светом…

- Стены древнего Кремля! Бля! И от тайги до британских морей!

Крики сопровождались объятиями и похлопыванием по плечам. Нет, товарищ Варзин, так не пойдёт.

- Михаил Илларионович, посмотрел бы на тебя капитан Алымов.

- Ой… простите, Ваше Императорское Величество.

Прощения он просит… Мне после суток беспамятства сортир в первую очередь нужен, а не его извинения. Не то сейчас конфузия произойдёт…

- Оставьте нас, господа. Срочно оставьте, я сказал!

Варзин (или всё таки Кутузов?) проводил взглядом покидающих спальню офицеров, и едва только закрылась дверь, произнёс:

- Уважают они тебя, Паша. Именно уважают, а не боятся. Смотри, чуть не строевым пошли!

Я ответил минут через десять, когда общее состояние организма пришло в норму, и уже не нужно было никуда торопиться. Разве что помыть руки в глубоком серебряном тазике.

- А ты, Миша, учись у них.

- Зачем?

- Затем, что с царём разговариваешь, пенёк вологодский! Смирно! Равнение на… Отставить!

- Так ведь я…

- Наедине, хочешь сказать, можно?

Кутузов ( всё же Кутузов) засопел:

- Прошу простить, Ваше Императорское Величество.

- Не обижайся, Мишка, а? Хорошо? Представь, что мы - разведчики в тылу у фрицев. Или по минному полю идём… неосторожный шаг, и… И если бы только сами подорвались.

- Есть кто-то ещё из наших?

- Они все наши, Мишка. Вся страна. И не знаю, кто нас сюда забросил - Бог, партия, марсиане… Не брошу, понял?

- Но причём же…

- При всём! Нет больше красноармейца Романова, совсем нет. Он остался там, под Ленинградом, в землянке. И Мишки Варзина нет. И не будет никогда!

- Почему?

- Да потому! Такого уже наворотили… и ещё наворотим!

- Но уже вместе, Ваше Императорское Величество?

- Очень на это надеюсь. И вообще - спасибо, Мишка. Спасибо, генерал!

Кутузов прошёлся по комнате, остановился. И спросил дрогнувшим голосом:

- Пусть нас нет… пусть мы погибли… но это же мы? Другое время, другие враги, другая война. Но мы есть?

Что ответить?

- Мы есть, Миша. Другие, но есть. А война… война та же самая - за Родину.

Документ 21

"От Санктпетербургскаго Обер-полициймейстера

Дан сей билет воздухоплавателю для производства полётов в Петербурге, Финляндской, Стокгольмской губерниях отставному боцману Матвею Котофееву.

1) С сим билетом ездить тебе самому в корзине, гондолой именуемой, с номером, на оной написанным.

2) Никому как билетом, так и номером не ссужаться под штрафом.

3) Иметь сменныя корзины настоящею желтою одною краскою выкрашенныя; одним словом, отнюдь чтоб кроме желтой никакой другой краски не было.

4) Зимою и осенью кафтаны и шубы иметь, от обморожений на высоте.

5) Летом же маия с 15 сентября по 15 число рубахи иметь с белою и голубою полосой. Шляпу ж голубую.