Константин Мзареулов - Испытатель истории. Войны и миры "попаданцев"

Мелькнула мысль: «Здорово кто-то поработал графическими программами…» Фотографий было много, и на каждой присутствовал Вадим или кто-то, сильно на него похожий. Он обнаружил себя на незнакомой улице — судя по множеству иностранных машин и нерусской вывеске «Solaris», снимок был сделан за границей, но Вадим и дядя Гриша рассматривали установленный возле «Соляриса» рекламный щит с призывом поддержать губернатора-демократа. Надпись на плакате была набрана кириллицей, что совсем запутывало ситуацию.

Сбитый с толку старший лейтенант машинально взял со стола непривычно оформленную толстую газету, носившую дикое название «Провинциальный либерал». С первой полосы бросался в глаза чудовищный заголовок: «Редактор столичной газеты возмущен обвинениями в пособничестве исламским террористам». Раскрыв газету, Вадим прочитал еще более кошмарные материалы про милиционеров-убийц и прокуроров-взяточников, про педофильское лобби в Государственной думе и засилье гомосексуалистов в масс-медиа и шоу-бизнесе, про бандитскую распродажу морского флота и коррупцию в ведущих вузах России, про многомиллионные взятки в процессе приватизации, про убийство лучшего друга губернатора, который оказался крестным отцом организованной преступности…

Буквы были русские, многие слова — тоже, но смысл напечатанного ускользал. Вадим не мог понять, почему тексты загрязнены таким количеством иностранных слов и в какой стране издается эта газета. Вновь перечитав первую полосу, он выяснил, что «Провинциальный либерал» выпущен вчера, в субботу, в городе Романовске, причем в списке редколлегии значился небезызвестный М. Шенберг. Не сильно прояснил обстановку и вчерашний же номер «Средней полосы» — органа исполкома Дзержинского облсовета. Михаил Шенберг работал и в этой газете — на должности зав. отдела местных новостей. В полной растерянности Вадим схватил с полки «Атлас мира» и увидел невозможные государства: расколотые Вьетнам и Корею, суверенный Тайвань, существующие раздельно Чехию, Словакию, Сербию, Хорватию, какие-то незнакомые названия на месте Конго и Бирмы, а также единую Италию и неприлично разросшуюся Польшу.

Совсем худо стало старшему лейтенанту, когда в руки ему попался том краткой истории Великой Отечественной войны. Раскрыв книгу в середине, Вадим увидел на цветной вклейке карту боевых действий. Это было невозможно: синие стрелы немецких ударов углубились далеко за Днепр, линия фронта извивалась возле Москвы, Кавказских гор и Сталинграда. Причем не Роммель прорывался на Кавказ через Африку, Палестину и Турцию, как это чуть не случилось на самом деле, но группа армий «Юг», наступавшая из районов Ростова и Воронежа.

Никаких объяснений подобному бреду Вадим предложить не мог. Оставалось думать, что какие-то веселые люди напечатали много книг и газет с целью дезинформации, но кому и зачем это могло понадобиться? Но для чего неведомые шутники придумали написанную неведомым доцентом В. Лаптевым монографию о предвоенных временах, да еще нарисовали авторский автограф, точно скопировав его, Вадима, почерк?

— Разобрались? — добродушно поинтересовался замнаркома.

Вадим отрицательно мотнул головой. Понимающе покряхтев, дядя Гриша проговорил:

— Нам тоже непросто было. Привыкли.

— Простите, молодой человек, у меня важный вопрос, — требовательно произнес Григорий Борисович. — Мы с Эммануилом Семеновичем второй день спорим и не можем найти ответ. Писатели-фантасты придерживаются противоположных точек зрения.

Бородатый старик говорил напористо, размахивая книгой, на обложке которой сцепились в рукопашной схватке две фигуристые блондинки в скудных купальниках. Книга называлась «Хроноклазм». Вадим с виноватым видом покаялся:

— Вряд ли смогу чем-нибудь помочь. Вы ведь откуда-то знаете, что я фантастикой не увлекаюсь. А из довоенной читал только «Звезду КЭЦ» и «Тайну двух океанов».

— Приятно слышать, — почему-то Григорий Борисович самодовольно ухмыльнулся. — И милейший Александр Романович порадуется… Но вы же слышали какие-то разговоры, смотрели фильмы про Терминатора… Какой вариант кажется вам более правдоподобным: что в результате изменения появляется новое ответвление реальности, или что реальность меняется целиком?

Поставленный в тупик столь заумными абстрактно-философскими концепциями, Вадим сознался, что не смотрел кино про Терминатора и даже не слыхал о таких фильмах. А вопрос о времени он вообще не понял.

— Старая реальность полностью исчезает, — сказал Савоньков. — Сомнений нет.

— Погодите, товарищ майор, у нас мало времени, — строго сказал замнаркома и обратился к Вадиму: — Должен признаться, товарищ старший лейтенант, что мы подозревали розыгрыш. Решили, что вы знали про наш предстоящий визит и разыграли спектакль. Показали нам потемкинскую деревушку, где нет никаких проблем и все замечательно, как прекрасная мечта. Но несколько групп опытных оперативников не нашли никаких признаков имитации.

Продолжая думать о дезинформационных изданиях, Вадим отозвался, вздыхая:

— Скажете тоже, «никаких проблем»! Вот же, сегодняшние газеты… не эти фальшивки из какого-то Романовска, а настоящие сегодняшние газеты напечатали большие статьи… У нас идейный кризис: непонятно, какой путь выбрать… Надо признать, что коммунизм удастся построить лишь в условиях постиндустриального общества, причем ведущие капстраны сами придут к тому же без всяких революций. Поэтому сегодня главной задачей становится не построение коммунизма, как такового, но укрепление и защита социализма при разумном сочетании различных форм собственности.

— Мне бы ваши заботы, — фыркнул глава предвоенной госбезопасности. — Говорите, об этом есть в газетах?

— Есть, — подтвердил Савоньков. — Передовица в «Правде» и большие статьи в других газетах. Только слова больно диковинные, я не понимаю, что такое постиндустриальная модель Тоффлера…

— Кому положено, те поймут… видел я книгу Тоффлера в позавчерашнем завозе… — начальник главка строго посмотрел на Вадима. — Скажите мне, как чекист чекисту: не может ли случиться такого, чтобы во главе государства или партии оказался недостойный человек, который начнет проводить политику оппортунизма и разрушения государства, ослабления армии, будет сдавать дипломатические позиции?

— Конечно, не может быть! — уверенно сказал старший лейтенант. — Принцип разделения ветвей власти не позволит резко изменить основные ориентиры развития. Кроме того, все важнейшие изменения в конституции утверждаются Советом Старейшин, а там заседают очень консервативные товарищи: маршалы, отставные члены президиума правительства… И не надо забывать о роли силовых министерств: если даже отщепенец чудом станет министром или членом Политбюро, то после первого же подозрительного телодвижения переселится во внутренний двор Лубянки.