Андрей Величко - Эра надежд

Тут же все получится просто замечательно. У меня-то реагировало несколько граммов и в стеклянной пробирке, а при реакции с килограммами, да еще в глиняной посуде, теплопроводность которой намного меньше, фухнуло бы от души. У горе-химика не оставалось шансов выжить – даже если ожоги кипящей кислотой и окажутся не смертельными, ядовитые окислы азота все равно довершат картину. Но при этом не то что квартал, но даже и дом, где производился эксперимент, останется целым! Во славу Дарвина и его закона естественного отбора.

Жаль, что здешние химики не имели возможности прочитать Жюля Верна, подумал я. Ибо бывал в Виндзорском замке, и он мне весьма понравился, а теперь еще неизвестно, когда и как его отремонтируют.

Дальнейший путь получился быстрым и без приключений, так что двадцать первого августа наша эскадра благополучно прибыла в Таганрог. Свадьба русского царя и австралийской принцессы состоится пятого сентября, но тут следовало учесть, что в России пока продолжал действовать юлианский календарь, и сейчас там было только десятое число, так что особых причин для спешки не наблюдалось.

Разгрузка кораблей, а потом погрузка поезда заняли три дня. А потом я, как какой-нибудь Троцкий или Ким Чен Ир, то есть на персональном поезде с личным салон-вагоном, двумя паровозами и взводом охраны, двинулся к Донецку.

Все-таки железная дорога, даже такая ублюдочная, – это вещь, подумал я. Выехали из Таганрога сразу после обеда, а в восемь вечера уже прибыли в столицу земель Ост-Австралийской компании город Донецк. А у нас, в передовой и технически развитой Австралии, пока всего сто двадцать километров чугунки! Правда, есть еще семьдесят железно-деревянной дороги, по которой ходят составы на лошадиной тяге. Но зато мы имеем целых три паровоза, а в России их пока ни одного, а будет два, когда при отъезде я оставлю те, что сейчас везут мой состав.

В Донецке я пробыл четыре дня. За это время успел пройтись по всем его промышленным предприятиям общим числом пять, дать указания по установке только что привезенного оборудования, главным образом большого токарного станка и прокатного стана. Этот был доставлен частично: станину для него предстояло отливать здесь. А потом занялся армейскими делами. Ведь, как ни крути, самый большой стаж на офицерской должности из всех австралийцев был именно у меня.

По поводу нашей армии, кстати, некоторые могут слегка удивиться. Зачем мы тащили сюда еще и арауканов общим числом триста с небольшим человек, когда здесь и так есть войско численностью в две с половиной тысячи? Вроде бы процент прибавки получается не очень большим.

Но то-то и оно, что это были очень разные войска.

Разумеется, крестьянина можно научить более или менее терпимо обращаться с ружьем. Навыки штыкового боя он тоже освоит, причем довольно легко, потому как приемы там те же самые, что и при работе с вилами, а при случае поднять кого-нибудь на этот сельхозинвентарь русские мужики умели всегда. Но вот более сложные вещи у них получались хуже. То есть такие войска очень неплохо подходили для обороны крепостей и опорных пунктов вдоль железной дороги, однако проводить глубокие операции против ногайцев на их территории солдатские полки Ост-Австралийской компании не годились. А одной обороной, сколь бы успешной она ни была, войну не выиграешь.

Правда, кроме двух обычных полков компания имела и батальон особого назначения. Главным отличием было то, что туда брали с четырнадцати лет. Вот из этих парней со временем можно будет сделать нормальных солдат, способных воевать в любых условиях, но данный батальон был организован всего два года назад и пока считался условно боеспособной частью.

Арауканы же прекрасно справлялись с возложенными на них задачами, и боевые действия на землях компании проходили примерно по такому сценарию.

Начиналось все обычно с нападения ногайцев на станцию или крепость. Задачей гарнизона было вызвать помощь и продержаться до ее прихода. Кроме того, желательно было взять пленных в пригодном для допроса состоянии. Обычно так и получалось, потому как за пленного полагалась премия от рубля до червонца, в зависимости от его информированности. Это если пленного брали солдаты или казаки – про легионеров будет чуть позже. С разговорчивостью же захваченных проблем не возникало, потому как арауканы оказались большими мастерами по части интенсивных допросов. Настолько, что сейчас у них стажировалось несколько человек из Преображенского приказа, посланных Ромодановским для повышения квалификации.

Так вот, пленные рассказывали, что за род совершил нападение, под чьим предводительством, по чьему наущению, где их стойбища и так далее. После чего начиналась операция по зачистке, обычно кончавшаяся тем, что у ногайцев становилось на один род меньше, – все-таки против винтовок и минометов в степи с саблями и луками не больно-то повоюешь. Особенно если сверху постоянно висит дирижабль, от которого не спрячешься и не уйдешь оврагом или балкой.

Разумеется, арауканы воевали в конном строю, и лошадей для них поставляла русская сторона. Но смотреть подготовленных для прибывших с эскадрой легионеров я не стал, ибо не специалист по копытным. Этим занялись три сержанта из приехавшего со мной взвода и вскоре вынесли вердикт – лошади нормальные.

Так как теперь численность Иностранного легиона на землях компании существенно выросла, то круг стоящих перед ними задач тоже расширялся. Отныне не следовало ограничиваться уничтожением рода, совершившего очередное нападение. А, оставив несколько его представителей в живых, выяснить, кто занимался такими делами раньше, то есть устраивал набеги на русских до появления тут австралийцев. И поступить с ними аналогично.

Если бы подобное происходило в двадцать первом веке и занимались им не Штаты и их подпевалы, а кто угодно кроме, это обязательно назвали бы геноцидом. Сейчас никто, кроме меня, просто не знал такого слова, но суть от этого не менялась – разворачивалась и набирала обороты война на полное уничтожение ногайцев как народа. Потому как спокон веку этот народ не признавал никаких источников дохода, кроме грабежа русских поселений и захвата там невольников с целью продажи. И значит, должен был исчезнуть именно как народ, а перед каждым его представителем стоял абсолютно свободный выбор.

Или забыть свои бандитские замашки, сдать оружие и отправиться на жительство в специальную резервацию, которую Петр недавно выделил на Северном Урале. При этом их дети будут уже нормальными российскими подданными в статусе посадских людей.

Или, если подобное почему-то не устраивает, умереть.