Михаил Ланцов - Александр 3 Цесаревич. Корона для «попаданца»

В-третьих, в ходе проверок выяснились многочисленные нарушения практически во всех областях, касающихся административной деятельности. Самой большой печалью стало для целого спектра московских дворян и крупных землевладельцев то, что Саша занялся приведением в порядок вопросов, связанных с имуществом (в том числе, закладными и долговыми делами). Поэтому, всплыло большое количество фиктивных сделок, которые незамедлительно отправлялись на рассмотрения суда с неотложным исполнением его решений. К чему это привело? Не сложно догадаться: армия строителей дорог серьезно увеличилась в размерах за счет еще недавно респектабельных людей, а значительное количество дворянских усадеб и владений перешло в собственность Великого княжества Московского. Плюс, казну обрадовало довольно серьезное поступление штрафов, так как проще было сказать, кто не провинился через хищения и махинации, чем наоборот. Подобное обстоятельство привело к тому, что в распоряжение Александра образовалось семьдесят восемь довольно крупных земельных участков, владельцы которых отправились строить дороги. То есть, свои крестьяне (арендующие землю) и свои сельскохозяйственные угодья (обрабатываемые крестьянами-арендаторами) общей площадью порядка пятисот квадратных километров или полтора процента всей площади княжества.

По этой причине цесаревичу пришлось заняться сельским хозяйством. Надо сказать, что Саша всячески старался быть подальше от этой области экономической деятельности, так как она ему была невероятно чуждой. Да и работы там, по его представлениям, было непочатый край. Не ясно - с какого конца начинать, так как деревня в России по уровню своей организации мало ушла от той, какой она была тысячу лет назад.

Не было ровным счетом ничего. Ни технологий, ни селекционных баз, ни относительно современной сельскохозяйственной техники, даже прицепной для лошадей. Тишь да благодать вековая, поросшая паутиной. И голод. Вечный голод, который делал людей невероятно консервативными, суеверными и зашуганными. Казалось бы, что может быть лучше русской деревни? Но если не трогать оценки наших романтиков-идеалистов, которые смотрели на нее с крыльца барского дома или вообще из проезжающей кареты, то лучше может быть все что угодно. А главное люди - практически 'неолитяне', не умеющие ни читать, ни писать, ни считать, живущие, нет - выживающие 'по-старинке', потому как больше они ничего не знают. А если добавить сюда столетия близкородственных браков заключаемых преимущественно внутри общин, рождение детей неокрепшими женщинами подросткового возраста, сопровождаемые плохим питанием и полным отсутствием медицины, то ожидать от них 'русского чуда' не приходилось.

Конечно, все это очень красиво - обожествлять русского крестьянина. Патриотично и романтично. Деревня, мухи, варенье, красивая девушка поет песню, вороша сено, крепкий мужик, засучив рукава, колет двора с довольным видом. Идиллия просто. На практике все было совсем по-другому. В первую очередь из-за того, что от плохого питания крестьяне как на подбор славились избыточной худобой и физической слабостью. Доходило до того, что набрав рекрутов из деревень, в полках приходилось их тупо откармливать, ибо их состояние было неудовлетворительно и постыдно. Голодная жизнь, тяжелый, беспросветный труд и вечно депрессивное состояние не дают никаких иных результатов. Именно поэтому в свое время большевики сделали ставку на рабочих, куда более деятельных в силу значительно лучшего питания и образования, а не на крестьян.

Русский крестьянин середины XIX века был, наверное, самым плохим базисом для сельского хозяйства в Европе. И дело было не в том, что он ленился или пил. Нет, все это глупости либеральной пропаганды. Никто не ленился и никто не пил - не до того было. Как говориться, 'не до жиру, быть бы живу'. Да и с каких доходов крестьянам пить?

Дело заключалось в другом. Наш крестьянин той поры был невероятно религиозен и суеверен, а также совершенно не образован. Настолько, что просто не имел возможности воспринимать какие-то новые решения иначе, как 'на примере соседа'. То есть, ему надобно было своими глазами увидеть это новшество в действие 'у соседа', чтобы начать его копировать. Да и то - не сразу и не все в деревне начинали повторять. Иной раз могло и не один год пройти, прежде чем, удостоверившись в верности решения, крестьянин на него переходил. Да и то, каждый такой переход напоминал лотерею с совершенно необъяснимой мистической и суеверной подоплекой причинно-следственных связей. Помимо этого, настоящей трагедией было то, что ценность умственного труда и образования в глазах русского крестьянина середины XIX века была ничтожна. Для него человек, не работающий руками, был ничтожным трутнем и бездельником, слова которого не стоят и выеденного яйца.

Александр тихо обалдевал от подобной обстановки и просто не хотел в нее влезать, оставляя на откуп обстоятельствам. С кем там работать? Степень ужасающего бреда, который творился повсеместно в сельском хозяйстве Российской империи, в сознании цесаревича перекликался с такими вещами как общественное порицание использование тачек или повозок при транспортировке строительного материала при постройке церквей в Европе в 4-8 веках. Считалось вообще, что любое новшество, облегчающее труд - богопротивное дело и ересь. Отсюда и ассоциации с жителями неолита, возникающие повсеместно. Саша не был русофобом и любил свою страну, но то, что творилось в ее сельском хозяйстве с благопристойным попустительством, а то и поощрением помещиков и государственной администрации, вызывало ненависть, граничащую с яростью. Не только к помещикам и служащим, но и к самим крестьянам, которые не хотели ничего другого. Они, конечно, не знали, что можно иначе, но это, в глазах Александра, их не оправдывало. Он просто не мог спокойно со всем этим спокойно работать. В этих условиях и с этими людьми. Все это вызывало раздражение на грани маниакально-депрессивного психоза с острым желанием убивать.

Но нужно было что-то делать. Оставлять все как есть было неразумно и стыдно. Поэтому, Саша поручил в декабре 1865 года произвести тщательную перепись населения, их имущества и земель. Что и было проведено в кратчайшие сроки. На пятидесяти двух тысячах гектаров, которые достались в управление цесаревичу, проживало около двадцати тысяч крестьян. Из них от силы треть была дееспособна в силу возраста и здоровья. Конечно, на более чем миллионном фоне крестьянства Великого княжества Московского, эти двадцать тысяч совершенно терялись, но Александру их хватало за глаза.

Что делать с ними цесаревичу подсказало письмо от князя Голицына, который сетовал на недостаток рабочих рук, даже самых что ни на есть бездарных. Точнее нужно сказать так - Михаил Михайлович не просил у него крестьян на Дальний Восток, а просто жаловался, оправдывая скромные успехи. Впрочем, его жалоба оказалась очень своевременной. В сущности, она спасла этих бедных и несчастных людей от очень серьезной ломки сознания, которую первоначально планировал им устроить Саша, памятуя об успехе с Лизой. А тут получалось дать им шанс выплыть самим, без его пристального и предельно раздраженного участия.