Алексей Фомин - Возвращение великого воеводы

Великий князь, не видевший тетушку с самых похорон своего дяди, тоже постарался выказать свое благое отношение к этому визиту. И сам Дмитрий, и вся свита его, несмотря на жару, явились в гости в нарядных ферязях [23] Ферязь – старинная русская одежда (мужская и женская) с длинными рукавами, без воротника и перехвата. , хотя по условиям нынешнего своего походного положения могли бы одеться и попроще.

Застолье, как водится, началось со здравицы в честь великого князя и царя Тохтамыша, произнесенной хозяином дома. И покатилось застолье по наезженной колее. Уж слегка захмелевшие гости затребовали музыкантов, но тут поднялась и взяла слово хозяйка дома.

– Знаю, что не пристало глупой женщине говорить пространные речи в собрании благородных и многомудрых мужей, но ты уж прости старуху, мудрый и милостивый великий князь Владимирский и царь Тохтамыш. Хочу, чтоб вы, гости дорогие, выпили за многия лета того города, что Божиим Промыслом и соизволением, не иначе, возник и растет на реке Москве. Здесь уже произошла одна ужасная битва, и косточки многих русских людей, в том числе моих сыновей, лежат в этой земле. И вновь вам приходится стоять под стенами этого города, дабы очистить его от лихих людей. Город этот вырос на нашей, вельяминовской земле. Но, как я ни старалась, принес он нашему царю не сердечную радость, а лишь крамолу и угрозу. И теперь царь, и вы все, государи мои, озабочены тем, как ту крамолу вывести. Ну, а раз мы, Вельяминовы, не смогли управить той землей так, чтобы на ней что-то путное выросло, то считаю справедливым, чтобы досталась она тому, кто ее от скверны и крамолы очищает! Манефа, подай сюда бумагу! – В зал вошла Манефа и, подойдя к Марье Ивановне, передала ей свиток. Рядом с ней положила на стол перо и чернильницу. Боярыня Вельяминова развернула бумагу. – Дорогой племянник! Это дарственная на землю, на которой стоит Москва. Решай сам, что с ней делать. Как бы ты ни поступил, решение твое будет правильным и справедливым. А я подписываю эту бумагу. – Она подписалась и отдала бумагу Манефе. – Отнеси и великому воеводе подписать, чтоб потом никто из его детей и не вздумал претендовать на эту землю.

Подписался и Сашка, после чего пододвинул бумагу сидевшему рядом Боброку:

– Подпиши и ты, Дмитрий Михайлович, как свидетель. И боярину Федору дай подписать.

Этот трюк с дарственной боярыня Марья Ивановна предложила сразу же, как только Сашка рассказал ей о планах Дмитрия относительно Москвы.

– Все одно нам эта земля толком ничего не приносила, кроме хлопот. А будет город под боком, и прибыток у нас будет. Пусть он станет великокняжеским, тогда уж Дмитрий точно не будет уничтожать его. Да и за Остея мы в этом случае не в ответе.

Оставалось только подготовить соответствующий документ да вручить его Дмитрию, что Марья Ивановна мастерски и проделала.

Сашка протянул Дмитрию подписанный и опечатанный печатью великого воеводы свиток.

– Прими этот дар, великий князь, – сказал он, – как свидетельство преданности рода Воронцовых-Вельяминовых тебе, государь, и государству Русскому.

– Гм, гм, – прочистил горло Дмитрий, принимая свиток из рук великого воеводы. Он поднялся на ноги и воздел вверх кубок. Вслед за ним поднялись и все остальные. – Пусть расцветет и славен будет в веках град сей! – провозгласил великий князь и опрокинул в себя кубок.

Не успели еще все гости допить свои кубки, как ошарашенный, с круглыми глазами, влетел в зал один из вельяминовских воинов:

– Великий князь, дозволь слово молвить великому воеводе!

Дмитрий милостиво махнул рукой:

– Государь, Басарга вернулся!

– Что?.. Что он говорит? – уже предчувствуя нехорошее, спросил Сашка.

– Ничего не говорит. Мертвый он… Стрелами весь истыканный. Лошадь его на себе домой принесла…

Выползшее из-за лесов солнце еще не успело прогреть остывший за ночь воздух и просушить обильную росу, выпавшую всюду, даже на тропинки и дороги. Поэтому отряд, мчавшийся галопом по Волоколамскому тракту, не поднял в прозрачный, уже дышащий близкой осенью воздух ни одной пылинки. Ничто не мешало мчащимся по дороге всадникам зреть на многие версты окрест. И то, что они видели впереди, там, где должно было находиться большое село Тушино, не могло их радовать. Впереди высоко в небо поднимался черный столб дыма.

Двое, возглавлявшие эту бешеную гонку, оторвались от остальной кавалькады шагов на сто. В этом же порядке отряд подъехал и к имению боярыни Ольги. Еще с Волоколамского тракта всадники разглядели, что горит не только большой хозяйский дом, но и стоящие за ним хозяйственные постройки. Причем амбар и конюшня уже практически сгорели, представляя собой дымящиеся груды рухнувших бревен. Но хозяйский дом еще стоял. У него провалилась крыша, второй этаж весь пылал, но бревна первого пока не занялись. Целым оставалось и крыльцо, лишь тесовая крыша его дымилась вовсю, подожженная, видимо, искрами, летящими со второго этажа.

Не доезжая до крыльца, всадники соскочили с коней и бросились к дому.

– Стой! Там нет никого! – раздался голос откуда-то сбоку.

Один из приехавших, прикрыв лицо рукавом, уже исчез в густом дыму, валившем из дверного проема, но второй еще был на крыльце.

– Стой, государь! Там нет никого! – Адаш в последний момент успел ухватить за полу кафтана великого воеводу, почти скрывшегося в дыму. – Здесь люди стоят…

Вынырнув из дыма и очутившись вновь на крыльце, Сашка, моргая слезящимися от дыма глазами, постарался лучше оценить обстановку, обозрев окрестности с высоты крыльца. Вот к дому подъезжают его люди, справа, поодаль, ближе к сельским избам действительно стоит толпа мужиков и баб, а от толпы отделился какой-то мужичок и идет к ним.

Адаш тяжелой рысцой уже устремился ему навстречу. Недолго думая последовал за ним и великий воевода.

«А-а… Это же сельский староста, – вспомнил Сашка. – Как его?.. Буревой?.. Бурый?.. Ага! Барыка». Со старостой они встретились на полдороге между толпой крестьян, глазеющих на пожар, и горящим домом.

– Ольга… Боярыня Ольга где? – хриплым, прерывающимся голосом выкрикнул великий воевода.

– Живы, живы все, – сразу успокоил его староста. – У Веды они. Там же и воины твои, государь. Двое. А остальные – вона где… – Он оборотился назад и ткнул рукой в сторону толпы. – Только теперь Сашка заметил, что недалеко от стоящих крестьян аккуратным рядком выложены на траве неподвижные тела. – Этих всех мы в доме собрали, когда там еще не так дымно было, – пояснил староста. – Епифаний и воины. Два десятка и еще два. – Остальные тама лежат. – Староста махнул рукой в сторону сада. – Я не велел собирать. Подумал, что государь сам пожелает взглянуть, что и как было.