Иван Наумов - Тени. Бестиарий

Дальше — не лучше: начался вброс обычной нудятины про цикличность развития человеческих цивилизаций, Гиперборею, ариев, атлантов, их великие достижения и ужасающую катастрофу, препятствующую обнаружению хоть каких-то свидетельств и подтверждений вышесказанного. Правда, всё это приправлялось броской манерой изложения и фонтанирующим темпераментом докладчика.

Холибэйкер толкнул шефа коленом:

— В первом ряду по краям.

Поначалу Доновану показалось, что там сидят такие же байкеры. Два здоровых мужика в чёрной коже. Но, приглядевшись внимательнее, он отметил явную разницу: волосы коротко подстрижены на армейский манер, на пальцах массивные золотые печатки, а не подростковая атрибутика с пышной символикой ночных волков. У одного к уху тянется пружинка провода. Оба не особо смотрят на сцену, больше косятся в зал. Лица, вроде бы, и европейские, но скорее что-то юго-восточное. Греки? Югославы? Хотя, может быть, и турки.

Пошатавшись по миру, Донован стал уделять повышенное внимание подобным нюансам. Чтобы эффективно прогнозировать поступки оппонента, всегда лучше разобраться с его национальными, культурными и религиозными предпочтениями. Очень помогает избежать глупых ошибок.

Эти двое как-то совсем не вязались с образом сумасшедшего немецкого учёного, созданным на сцене эксцентричным Гюнтером Фальцем. Матёрый докладчик сколачивает себе пару пфеннингов на хлеб с маслом — но здесь нет таких денег, чтобы привлечь внимание какой-то серьёзной структуры, значит…

Донован надолго задумался над этим «значит». Такие люди — как кочан капусты, листья торчат один из под другого. Кто ты, Фальц? Клоун, гений, дурак, провокатор, романтик, мошенник? Всё вышеперечисленное? Ничто из названного? Профессор Себе-На-Уме, не дающий подсказок, водящий за нос любого, кто влезет в его личное пространство…

Тем временем Гюнтер Фальц, прыгая по сцене и сверкая отвратительными глазами-пуговками, приступил к обсуждению базовых факторов, влияющих на формирование человеческой судьбы.

— Население Земли, мои дорогие земляне, вот-вот преодолеет отметку в шесть миллиардов душ. Больше трёхсот тысяч человек рождается на свет е-же-днев-но! Неужели вы готовы поверить, мои дорогие независимые мыслители, что точнейший гороскоп, рассчитанный с точностью до дня, действительно предскажет единую судьбу для этой марширующей колонны собратьев по дате рождения?! Только представьте, что такое триста тысяч: строим их в колонну по три, и мощным астрологическим маршем выходим в сторону Франкфурта! Авангард колонны уже стучится к «Старому рыцарю» на Риттергассе, а замыкающие всё ещё никак не тронутся с места и давно разбежались за своей дюжиной кёльша [22] по кабакам Ноймаркта! Вот что такое триста тысяч — а вы предлагаете мне поверить, что дата рождения — некий уникальный пропуск в ни на что не похожую судьбу!

Независимые мыслители свистом обозначили своё отношение к классической астрологии.

— А зачем ему линзы? — брезгливо спросил Батлер.

— Я бы спросил, зачем ему такие линзы, — сказал Донован.

Профессор, наконец, от критики чужих подходов подобрался к рекламе своего собственного. Донован слушал «по диагонали», словно читал скучную и не очень нужную статью. Там было что-то про две спирали, скрученные как в ДНК, и обозначающие мужской и женский мир. Про три опорных точки, отмеченные на спиралях датами рождения испытуемого и его родителей, про построение через них плоскости в пространстве судьбы и про пересечение этой плоскости с осью мироздания, защищённой тотемными животными. Холибэйкер, похоже, поймал кратковременную летаргию. Батлер же, наоборот, едва успевал конспектировать весь этот бред в карманном блокноте, сразу отмечая на полях возникшие в ходе лекции вопросы.

Донован не уставал удивляться способу мышления своего младшего сотрудника. Они познакомились семь лет назад в Стокгольме. Тогда группа впервые понесла реальный урон на подступах к предмету Опоссум. Батлер выловил Донована не в самый удачный момент: изувеченного Холибэйкера не так давно увёз реанимобиль, русский шпион Олаф Карлсон исчез вместе с предметом, а масштабная операция обернулась грандиозным провалом. Все пребывали в той или иной степени растерянности, поскольку всей подоплёкой происходящего владел только Донован — точнее, так он считал, пока к нему не подошёл молодой человек — второй секретарь посольства Дэвид Батлер.

Полагалось бы отчитать его за отсутствие должной бдительности — ведь в том числе и мимо наблюдательного поста Батлера проскользнул Карлсон, удирая из Стокгольма. Но Донован понимал, что причины проигрыша кроются в изначальном плане, а не в ошибках отдельных участников охоты. Распекать же кого-то, чтоб сорвать злость на самого себя, он считал бесполезным делом.

Но и Батлер подошёл отнюдь не чтобы извиниться.

— Вы не впадаете в ярость, когда слышите критику в свой адрес? — спросил этот наглец, остановив Донована прямо в коридоре посольства.

— Почти всегда, — ответил тот, — кроме случаев, когда критика подкрепляется доводами.

— Вам нужно было минировать сарай.

Донован не нашёлся, что ответить. Говорил ли о чём-то таком Каширин, рассказывая про эксперименты с Опоссумом? Почувствовал бы владелец предмета угрозу, исходящую от неживого предмета? Вряд ли, ничего подобного не говорилось…

— Уточните у вашего перебежчика, что он об этом думает, — добавил Батлер.

Донован как будто пропустил удар на ринге. В Швеции ни единая душа, включая посла США, не могла знать о Каширине ничего…

Через полгода молодой выскочка уже приступил к работе в группе Донована.

Это Батлер в девяносто четвёртом выловил в заирском хаосе намёк на информацию о Муравье. И он же кропотливо разрабатывал мексиканскую тему по Пиявке, просиживая недели в Управлении по борьбе с наркотиками и отслеживая, как никому не известный мелкий дилер постепенно и почти бескровно подминает под себя целый штат.

В поисках и охоте незаметно пролетали годы. Донован очень хотел поощрить парня, но ни деньги, ни технические новинки в личный арсенал не стали бы достаточной наградой. Батлеру был нужен предмет.

От принципов составления гороскопа атлантов профессор свернул на коммерческие рельсы, приступив, по сути, к пересказу каталога реализуемой продукции. В какой-то момент рядом со сценой появилась его ассистентка, ярко-накрашенная брюнетка по имени Эльза, аляповатая и потасканная как цирковое имущество. Она прикатила сервировочный столик, заполненный красивыми запечатанными коробочками с эмблемой музея волшебных фигур. Многие байкеры явно были с ней знакомы и отпускали в её адрес солёные шуточки.