Гарри Терлдав - Дядюшка Альф

— Они живые люди, Ади. У них есть недостатки. В целом они справляются хорошо, — сказал он.

— Они сношаются с французами. Они сношаются с ФРАНЦУЖЕНКАМИ. Они берут взятки, позволяя французам делать что угодно. Они плюют на все распоряжения, которые когда‑либо были изданы, — я злился все больше и больше с каждой секундой.

Бригадир Энгельгардт это понимал. Он попытался меня успокоить:

— Не надо тут у меня грызть ковер, Ади, — сказал он. — Еще раз повторяю, они в большинстве своем справляются хорошо. Для этого им не обязательно следовать каждой букве каждой инструкции.

— Но они должны следовать! Они обязаны! — сказал я. — В наших рядах необходим порядок, послушание и порядок! Послушание и порядок — столпы Второго Рейха! Без них мы погибнем!

— У нас тут вполне достаточно и того, и другого, — ответил Энгельгардт. Неужели он тоже продажен? Даже вообразить это очень грустно, ужасно грустно. Качая головой, как будто прав был не я, а он, бригадир продолжил: — Ади, ну нельзя же сравнивать условия на фронте, когда положение всегда было чрезвычайным, и в оккупации, которая длится уже пятнадцать лет и может продлиться еще пятьдесят.

Продажен! Настолько продажен! Лицемер! Гнев и негодование наполнили мою душу. Только дураки, лжецы и преступники могут ждать пощады от врага. Бесконечные планы возникали в моей голове. И я заявил рассерженным тоном:

— Если ваши любимые подчиненные так замечательны, как вы утверждаете, то зачем же послали за мной? Неужели ваши зеленые дьяволы сами не могли поймать этого красного дьявола Дорио?

Он покраснел. Я знал, что я попал в цель. Тогда он издал нечто напоминающее вздох и ответил:

— Для специальных заданий нам нужен специалист.

Специалист! Даже сейчас, в такой момент, будучи мне далеко не другом — собственно, будучи не только моим врагом, но и врагом Кайзеррейха — он назвал меня специалистом! Признавая мое умение, он продолжил:

— Этот Дорио очень уж фанатичен. Возможно, именно тебе следует поручить за ним охоту.

— Все мы должны быть фанатиками на службе Кайзеру, — заявил я. Ведь это само собой разумеется. — Умеренность в борьбе с врагами Германии — вовсе не достоинство. Непреклонное стремление к процветанию фатерланда — отнюдь не недостаток.

— Ну хорошо, Ади, — со вздохом сказал бригадир Энгельгардт. Ему не понравилось, что его переспорил простой унтер. Однако он не накричал на меня за несубординацию — без сомнения, в память о старом. — Приведи мне Жака Дорио. Тогда и будешь говорить, что хочешь, ибо у тебя будет на это право. А пока что ты свободен.

— Яволь, герр бригадир! — сказал я, отдал честь и ушел. Такова привилегия начальника — прекратить спор, в котором уступаешь.

Когда я вернусь в Мюнхен, дай мне только возможность, моя дорогая, и я покажу тебе, какой хороший специалист твой любящий

Дядюшка Альф.

23 мая 1929 года

Моя милая, любимая Ангела,

Здесь в Лилле идет дождь. Дождливо и у меня на душе, ибо я по–прежнему не получаю от тебя новых писем. Я надеюсь, что все хорошо, и что ты расскажешь мне, чем ты там занимаешься в цивилизованном, расово чистом и неиспорченном фатерланде.

А здесь все в унынии — фельджандармы, французы, фламандцы. Здесь, на северо–востоке Франции, фламандцев — отличных представителей германской расы — больше, чем можно было ожидать. Все, у кого фамилии начинаются на «ван» или «де» заметно выделяются своим германским происхождением, даже если и не говорят по–фламандски. У местного священника, аббата Гантуа, есть отличные теории по этому вопросу. Впрочем, мало кто из них пытается забыть французский язык и заново выучить фламандскую речь своих давних предков. Очень жаль.

Мало кто сегодня вышел на улицу — и уж, конечно, мало кто из так называемых diables verts, которые, бедняги, могут из‑за дождя простудиться! Во всяком случае, так можно подумать, если прислушаться к их разговорам. Но я тебе скажу, и ты уж поверь мне, что дождь в городе, даже в угрюмом французском индустриальном городишке — это ничто по сравнению с дождем в грязном окопе, который я терпел без единой жалобы во время Великой Войны.

Так что я хожу себе как обычно, с зонтиком и поднятым воротником пальто. Конечно, я одет в штатское. Я не настолько глуп, чтобы ходить в Лилле на охоту в форме немецкой фельджандармерии. Нарядившись зеброй, на уток не ходят! Еще одна вещь, которую понимают далеко не все мои товарищи. Они просто дураки, недостойные доверия, оказанного им Кайзером.

Итак, я пошел в рабочий квартал Лилля. Именно в таких местах Дорио источает свой яд — ложь и полную ненависти клевету о Кайзере, Кронпринце и Втором Рейхе. Без сомнения, за ним охотятся также и французские агенты, но как Германская Империя может рассчитывать на французов? Будут ли они преследовать Дорио и ему подобных не за страх, а за совесть? Или они, что более вероятно, лишь сымитируют погоню, вовсе не надеясь и не пытаясь его поймать?

Я с ними вообще не контактирую. По мне, так они меня скорее предадут, чем помогут. По правде говоря, я так же отношусь к лилльским фельджандармам, но с ними, хочешь не хочешь, хоть как‑то сотрудничать приходится. Так вот обычные люди мешают работе сверхчеловека!

Какой же задымленный, закоптелый, грязный город этот Лилль! Всюду копоть. Хорошо бы пропылесосить. С другой стороны, этот городишко может просто развалиться на кусочки без скрепляющей их грязи. В любом случае, эти авгиевы конюшни будут вычищены еще не скоро.

Я умею выдавать себя за рабочего. Это для меня даже не трудно. Я блуждаю по улицам опустив голову, прислушиваясь ко всему, как гончая собака. Я захожу в estaminet и заказываю кофе. Одно слово. Акцент меня не выдает. Останавливаюсь. Пью. Слушаю.

Нахожу… ничего не нахожу. Может быть, я предан? Может быть, Дорио знает, что я здесь — и поэтому он тише воды, ниже травы? Неужели кто‑то из своих всадил мне нож в спину? Да попадись мне в руки такой мерзкий недочеловек — я б его задушил струной от пианино, и с улыбкой наблюдал, как он корчится и умирает.

Надеюсь получить от тебя весточку в скором времени. Целую твои руки, твою шею, твою щеку, твой рот, и самый кончик твоего… носа. С огромной любовью, твой

Дядюшка Альф.

25 мая 1929 года

Милая, прекрасная Гели,

Какой же твой дядюшка специалист, какой же он сверхчеловек! Несмотря на твое неутешительное молчание, я неумолимо преследую красного преступника Дорио. И я нашел след, который обязательно выведет меня на него.

Одна вещь, о которой мне необходимо упомянуть — это любовь жителей Лилля к голубям. В начале войны мы этих птиц конфисковали, резонно опасаясь того, что они будут использованы врагом для шпионажа. (Некоторых из этих голубей, как я слюшал, оказались в желудках солдат. Хоть я и порицаю мясоедство, но я доволен, что полакомились наши солдаты, а не французы).