Гарри Терлдав - Гений

Он сделал пару шагов назад — не потому, что вражеский гоплит его одолевал, а потому, что другим афинянам пришлось отступить.

— Лучше б ты остался, старик, — с насмешкой сказал сиракузянин. — Я б тебя тогда сделал, а если не я, то мои приятели.

— Хочешь меня сделать — подойди и дерись, — сказал Сократ. — Словами ты меня не убьешь. — «Правда, я могу свалиться замертво и сам.» Он не мог вспомнить, когда в последний раз был столь утомлен. Может быть — скорее всего — вообще никогда. «Может быть, мои друзья в Афинах были правы, и мне следовало остаться в городе. Война — спорт для молодых. А я разве молод?» Он засмеялся. Сиракузский гоплит, пытавшийся его убить, знал ответ на этот вопрос.

— Что смешного, старик? — потребовал ответа сиракузянин.

— Что смешного, молодой человек? То, что ты — молодой человек, а я хотел бы им быть, — ответил Сократ.

Глаза гоплита под забралом немного расширились:

— Ты рассуждаешь, как софист.

— Мои враги всегда это… Ха! — Сократ отразил щитом внезапный выпад копья. — Думал застать меня врасплох, не так ли?

— Ну я же твой враг. Я… — Теперь прервался сиракузянин. Он покрутил головой туда–сюда, что‑то высматривая. Одетый в шлем гоплит не мог просто скосить глаза. Сократ тоже подвигал головой, быстро и настороженно. Он ничего не увидел. Какое‑то мгновение он ничего и не слышал. После чего его уши — уши старика, это уж точно, подумал он — услышали звуки трубы, которые сиракузянин явно услышал чуть раньше Сократа.

Сократ снова посмотрел по сторонам. На этот раз, посмотрев, он… увидел. Через вершину близлежащего холма перевалили всадники, пелтасты — легковооруженные пехотинцы — и солидная колонна гоплитов. Не было и сомнений в том, на чьей они были стороне. Во главе колонны ехал Алкивиад. Его яркие волосы сверкали на солнце, его хитон был полностью пурпурным — таково было скандальное (да и скандально дорогое) одеяние, отличавщее его от всех других.

Издавая свой боевой клич, новоприбывшие афиняне набросились на сиракузян.

— Нам конец! — закричал один из сиракузских гоплитов. Многие из них нарушили боевой порядок и побежали назад в свой полис. Некоторые бросили копья и даже щиты, чтобы бежать быстрее.

Остальные сиракузяне — около четверти от общего числа — попытались продолжить сражение с афинской фалангой. Одним из оставшихся был тот самый гоплит, который уже так долго дрался с Сократом.

— Сдайся, — предложил Сократ. — Сдайся мне, и я присмотрю, чтоб с тобой ничего не случилось.

— Я служу своему полису с не меньшим рвением, афинянин, чем ты служишь своему, — ответил его противник, и снова бросился на Сократа. Сейчас, правда, когда сиракузская фаланга таяла подобно весеннему льду, ему пришлось драться не с одним Сократом, а с тремя–четырьмя афинянами. Он бился храбро, но долго не протянул.

— Вперед! — закричал афинский командир. — Вперед, и они дрогнут. Элелеу!

Вперед афиняне и пошли. Вообще‑то гоплиты в полном вооружении вполне могли бы противостоять, и даже с успехом, пелтастам и всадникам, даже при том, что они двигались медленнее своих врагов. Пелтасты могли использовать только луки и пращи, да еще метать дротики с большого расстояния. Да и кавалерии было нелегко разбить гоплитов, потому что всадник, вонзивший копье в щит, наверняка свалился бы со своей лошади. Но паникующие, бегущие сиракузяне, да еще и преследуемые афинскими гоплитами, падали подобно деревьям под топорами плотников.

Предводительствуемые Алкивиадом, афинские всадники ворвались в топлу сиракузян. Поражая одних врагов копьями, они валили с ног других взмахами своих длинных кавалерийских мечей. Пелтасты донимали противника стрелами, свинцом из пращи и дротиками. А тех сиракузян, которые были медленней или упрямей, давили афинские гоплиты, оравшие «Элелеу!» так громко, как будто их поймали Эриннии.

Так все неприятельское войско могло пасть прямо перед своим полисом. Но защитники города увидели со стен, что происходит. Ворота, из которых недавно выходила сиракузская фаланга, открылись снова. К ним побежали спасавшиеся сиракузяне. Афиняне побежали за ними — и среди них.

Как и многие ветераны, Сократ знал, что это может значить. Несмотря на изможденность и усталось, он закричал:

— Бежим как можно быстрее, афиняне! Если мы попадем в Сиракузы вместе с ними, город наш! — Он заставил свои толстые ноги двигаться побыстрей.

Там, впереди, Алкивиад услышал его голос. Он взмахнул рукой и заставил лошадь встать на дыбы, цепляясь за животное коленями и хватая другой рукой его за гриву. Потом он тоже показал на открытые ворота. Лошадь опустилась на все четыре. Она помчалась вперед, обгоняя сиракузских пехотинцев. Другие всадники увидели, что происходит впереди, и последовали за Алкивиадом.

Первые сиракузские гоплиты уже добрались до полиса. Но тут ворвались всадники. Они напали на стражников у ворот, убив одних и рассеяв других. Некоторые из сиракузских гоплитов попытались закрыть ворота. Их усилиям помешали накинувшиеся на них кавалеристы. На помощь всадникам прибежали пелтасты. Вокруг ворот царил самый настоящий хаос.

«Что есть хаос," — подумал Сократ, — «если не отсутствие порядка?»

По–прежнему находясь в хорошем боевом порядке, афинская фаланга прорвалась через хаос, прорвалась через ворота, прорвалась в Сиракузы. Сиракузские женщины, дети и старики завыли от ужаса. Афинские гоплиты триумфально заревели.

Сократ заревел вместе с остальными:

— Сиракузы наши!

* * *

Рыдали женщины. Стонали раненые мужчины. Воздух был наполнен запахами дыма, крови и вывалившихся наружу внутренностей. Пьяный афинский пелтаст отплясывал кордакс и при этом завывал, добавляя грязные слова к грязному же танцу. При каждом прыжке его фаллос подпрыгивал и хлопал по животу. Живот был наполнен хлебом, изысканной рыбой и вином — в основном вином. Алкивиад стоял перед храмом Афины, что было по–своему уместно, глядя на сиракузских пленных, которых уводили в цепях победители.

К нему подошел Никий, который выглядел немного — нет, более чем немного — не от мира сего. Алкивиад отвесил коллеге–полководцу свой изящнейший поклон.

— Приветствую тебя, — сказал он, после чего добавил: — Мы взяли Сиракузы, — как будто Никий не видел этого и сам.

— Э… да. — Никий, может, это и видел, но явно не вполне осознавал. — Взяли.

— Значит, ты веришь, что боги указали на мою невиновность в богохульстве? — спросил Алкивиад. Он и сам не знал, верил он в это или нет — некоторые вещи, которые говорили о богах Сократ и Критий, подвергли его веру еще большему сомнению, чем раньше. Но было важно, чтобы в это поверил известный своим благочестием Никий.

И старший коллега Алкивиада наклонил голову: