Гарри Тертлдав - К защите родины — готовы!

Возможно, Питер Дринкуотер действительно задремал. Смит его об этом так потом и не спросил. Сам он не прекращал бодрствовать ни на секунду. Глядя через полуприкрытые ресницы, он смотрел, как зеленая лужайка стала серой, а потом черной. Перестали петь дневные птички. На дереве неподалеку тихо заухала сова, как будто бы удивленная собственным пробуждением. Смит не удивился бы, если б услышал вой волка. Или обротоня — учитывая место, где он находился.

По-прежнему изображая спящего, Смит повернулся так, чтобы видеть светящиеся стрелки своих часов. Он увидел время — 20:30. Тьма стояла кромешная. Он сел, засунул руку в корзину, достал автомат и вставил в него магазин.

— Пора идти, — сказал он, наслаждаясь возможностью поговорить по-английски.

— Ты совершенно прав. — Дринкуотер также сел, потом встал и потянулся. — Что ж, пошли.

В сравнительной близости от них — вернее, над ними — возвышался замок Трсат, темнеющая громада, выделяющаяся даже на фоне темного, безлунного неба. До замка оставалось менее двух километров, но пройти два километра по горным тропам и в полной темноте — это не так-то просто. Покрытые потом, синяками и ежевикой, Смит и Дринкуотер едва-едва добрались до руин к условленному сроку.

Смит уставился на серые каменные башни:

— В Англии, да и в любой цивилизованной стране, такое место кишело бы ордами автобусов, полными туристов.

— Но здесь от этого никакой пользы Государству, и поэтому тут все заброшено, — сказал Динкуотер, развивая мысль товарища. Он вытер лоб рукавом. — Что ж, нет такого закона, который запрещал бы нам воспользоваться их глупостью.

Проход во внутренний двор замка был открыт. Никаких ворот, через которые в свое время впускали и выпускали посетителей, больше не было — наверняка их давно уже разнесла в щепки какая-нибудь пушка. Внутри же… внутри Джордж Смит вдруг остановился и засмеялся. Воображая мавзолей в разруженном балканском замке, он представлял себе нечто торжественное и византийское. С куполами, крытыми черепицей. С иконами и духами монахов.

Однако увидел он совсем другое — неоклассический дорический храм с мраморными колоннами и белой рамой наверху, мерцающей в свете звезд. Он поднялся на две ступеньки и остановился в ожидании. Рядом встал Дринкуотер и сказал всезнающим тоном археолога-любителя:

— По моему мнению, это не входило в первоначальный архитектурный план.

— Да, не похоже, — согласился Смит. — Это…

Где-то во тьме за колоннадой что-то зашевелилось. Смит поднял дуло автомата. Из темноты раздался тонкий смешок. За смешком последовал голос:

— Я держу вас на прицеле с того момента, как вы вошли внутрь. Но вы точно мои англичане — и потому, что пришли в назначенный мною час, и потому, что болтаете об архитектуре. Усташам бы это и в голову не пришло.

В следующую секунду Смит подпрыгнул от неожиданности — раздался звук чиркнувшей спички. Последовавшая вспышка осветила крупногабаритного мужчину лет пятидесяти с изрезанным глубокими морщинами лицом, густыми бровями и пиратскими усами.

— Меня зовут Богдан, — сказал мужчина по-хорватски, хотя он, без сомнения, называл свой язык сербским. Он глубоко затянулся сигаретой, огонек которой снова слабо осветил черты его лица. — Я тот человек, на встречу с которым вы пришли.

— Если вы и есть Богдан, то вам захочется купить наших угрей, — сказал Дринкуотер по-итальянски.

— От угрей у меня всегда несварение желудка, — ответил Богдан на том же языке. Он снова засмеялся своим тонким смешком, смешком человека, которому давно уже было не до смеха. — А теперь, покончив с паролями, перейдем к делу. Я могу говорить на этом языке, на немецком, на русском, и даже на своем собственном. Мой английский, боюсь, слишком плох, за что я прошу прощения. Мне было несколько недосуг посещать университеты.

В это Смит поверил легко. Как и Польша с немецкой Украиной, Сербия до сих пор была оккупированной зоной, и к местным жителям до сих пор относились как к скотине — может быть, даже хуже, чем к скотине, ибо скотину просто так не отстреливают. Наряду с итальянским, Смит свободно владел немецким и сносно — русским, но он тем не менее ответил:

— Этот язык сойдет. Расскажите нам, Богдан, как у вас дела.

Партизанский вожак снова затянулся сигаретой, ненадолго осветив свое лицо. Затем он достал сигарету изо рта и сплюнул между двумя колоннами:

— Вот такие у меня дела, англичанин. Вот такие дела у всей Сербии. Как мы можем продолжать драться за свободу, если у нас нет оружия?

— До вас не доходят советские поставки? — спросил Дринкуотер спокойным тоном. Как и большинство балканских антифашистов, Богдан и его отряд ориентировались на Москву, а не на Лондон или Вашингтон. Уже сам факт этой встречи, назначенной по просьбе партизан, указывал на степень беспокойства Богдана.

Партизан издал громкий звук, исходящий откуда-то из глубины его горла:

— Москва предала нас снова. Такая уж у них привычка с самого 43-го.

— Тогда Сталин предал и нас тоже, — ответил Смит. — Если бы русские тем летом не заключили с немцами сепаратный мир, вторжение в Италию не потерпело бы неудачу, и у Роммеля не хватило бы штыков разбить англо-американский плацдарм во Франции. — Смит покачал головой. Сколько же предательств с тех пор совершили все без исключения стороны? Он продолжил: — Расскажите нам, как нынче идут дела в Сербии.

— У вас есть то, что мне нужно? — требовательным тоном спросил Богдан.

— Там, на баркасе, — ответил Дринкуотер. — Гранаты, кордит, взрывчатка…

Глубокий голос Богдана впервые приобрел довольный оттенок:

— В таком случае мы покажем немцам и их лакеям, этим хорватским свиньям, как гоняться за нами в наших горных долинах. Пустим одну из их колонн на мост — а потом этот мост взорвем! Я не верю в ад, но я полюбуюсь, как они сгорят в адском пламени уже на этом свете, и мне этого будет достаточно. А ракет у вас нет, чтобы сбивать самолеты в воздухе?

Смит с сожалением развел руками:

— Нет. Впрочем, раз мы вошли с вами в контакт, мы постараемся наладить доставку…

— Вам пошло бы это на пользу, — убедительным тоном сказал Богдан. — Хорваты и немцы используют Сербию как полигон для своих войск. Для них настоящие бои — самая лучшая тренировка. А что нас при этом убивают — так кому какое дело, что происходит с неотесанными балканскими мужиками? Кто выступит в нашу защиту?

— Демократические страны, — ответил Смит.

— Ну да, произнесут пару речей, — презрение Богдана было легко заметить. — Да, иногда пожурят Берлин и Загреб, но что такое слова? Ветер! И в то же время продолжают торговать с теми, кто убивает мой народ. Слушайте меня, англичане, и я расскажу вам, как у нас идут дела…