Гарри Тертлдав - Шок и трепет

Камень шумно выдохнул:

— Я не уверен, что это хорошая мысль. Я совершенно не уверен, что это хорошая мысль.

— Разве я не властен в своем: делать, что хочу? — потребовал ответа предводитель, наливаясь гневом. — Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть. И напоминаю вам снова, что кто не со мною, тот против меня. — И он уставился на Камня взглядом, полным мессианского огня.

При всем своем упорстве, такой взгляд Камень выдержать не мог. Он опустил голову, бормоча:

— Да сбудется воля твоя.

И сбылась воля его. Горцы собрались вместе. И Сыну Божиему показалось, что числом их было куда больше, нежели песчинок на морском берегу.

— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, — запели они, — потому что ты со мной.

Сын Божий наклонил голову. Горцы двинулись вперед.

Шагая навстречу битве, многие из товарищей Марка недовольно ворчали. Он же был спокоен. Б о льшую часть времени он просто прекращал думать о чем бы то ни было — и как бы поручал своим ногам двигаться самостоятельно. Таким образом, он преодолевал одну милю за другой, сам того не замечая.

Впрочем, Марку то и дело приходилось кашлять. Все эти несметные полчища людей, животных и повозок двигались вперед — и тем самым поднимали несметную же пыль. К тому же эта пыль попадала ему в глаза — и он ничего не мог с этим поделать. Подобные вещи приходилось переносить со стоицизмом.

Чтобы основные силы войска не наткнулись на какой-нибудь неприятный сюрприз, мобильные отряды и разведчики шли впереди. За ними двигалась целая дивизия, чтобы в случае чего послужить авангарду подкреплением — а также повозки и дальнобойные орудия. Потом следовало командование в о йска — вместе с обозом. Дальше шли основные силы, и замыкал шествие арьергард. Он также состоял из мобильных отрядов, но был усилен тяжеловооруженной пехотой.

И неприятности не заставили себя долго ждать себя. Какие-то местные разбойники решили, что могут обстрелять движущееся по дороге войско сбоку — и после этого скрыться. Это привело к немногим жертвам — но только к немногим. Еще нескольким бойцам спасла шкуру кольчуга. Тут же на местных набросились воины, умело подражая охотящимся на зайцев собакам. Конечно, любой заяц обычно может убежать от любой собаки. Но когда собак больше, чем зайцев, и когда они друг другу помогают… Мало кому из смельчаков, пытавшихся напасть на движущееся войско, понравился конечный итог этой затеи.

— Они хотят заманить нас в ловушку, — заметил Люций, вернувшись после очередной охоты на маленькую банду разбойников.

— Пусть только попробуют, ублюдки. Как подойдут к нам поближе, так им никакие ловушки не помогут, — ответил Марк. Одна из его рук была обернута окровавленной тряпкой. Эта рана не заслуживала врачебного осмотра, то тем не менее все равно его беспокоила. Хуже того, она вгоняла его в краску. Ну да, ясно, что загнанные в угол разбойники будут биться до конца, но тому худенькому парню совершенно не обязательно было касаться его, Марка, своим мечом. Теперь этот бандит был мертв, и кровь его лилась прямо в грязь, и кишки его были вывалены на землю, и слетевшиеся за падалью птицы дрались между собой за его глаза и язык. «Успокойтесь, птицы, всем хватит,» — подумал Марк.

Когда наступил вечер, воины сделали все возможное для того, чтобы вместе с ночью не пришли неприятности. Бойцы быстро возвели походный лагерь, окружив его укрепленными траншеями. Будучи по форме квадратным, лагерь, как всегда, был организован без малейшего учета местных географических особенностей. Входы в лагерь были расположены в середине каждой из четырех сторон. От каждого входа по направлению к противоположному шла улица. Обе улицы пересекались в центре лагеря. Там, в самом центре, разместились полководец и другие командиры. И тяжеловооруженные пехотинцы, и легковооруженные, и мобильные отряды, и обслуга дальнобойных орудий, и снабженцы — все заняли заранее отведенные им места. И если бы лагерь был разбит где-нибудь еще — скажем, в Испании или Германии — то расстановка этих мест нисколько бы не изменилась. Выкопав свой участок траншеи и укрепив его кольями, Марк встал в очередь за ужином.

А утром воинам предстояло снести все то, что они накануне вечером построили, закопать траншеи и двинуться дальше — после чего местные не смогут воспользоваться плодами их труда. И это тоже делалось в соответствии с давно заведенным порядком.

Когда двое приятелей уже покончили с едой и собирались завалиться спать, Марк сказал:

— Знаешь, а я бы уж лучше поскорей ввязался в битву и со всем этим покончил. Честное слово, сражаться с врагом куда легче, чем заниматься нудной ежедневной работой.

— Да, пожалуй, ты прав. — Люций завернулся в одеяло. — Скажу тебе вот что: я думаю, долго нам ждать не придется. А ты думаешь, придется?.. Думаешь, придется?

Марк не ответил. Он уже храпел.

Вождь повстанцев наблюдал за лагерем западных империалистов с близлежащего холма. Он мысленно сравнивал царящий в лагере образцовый порядок с хаотичным нагромождением палаток и шатров, оставшихся там, откуда он сюда пришел под покровом ночи. Судя по угрюмому выражению на лице стоящего рядом Камня, советник вождя занимался тем же.

— Они представляют собой грозную силу, — сказал Камень, и в его голосе послышалось невольное уважение.

Пожав плечами, Сын Божий ответил:

— Истинно говорю тебе: не останется здесь камня на камне; всё будет разрушено.

Однако Камень умел мыслить самостоятельно, да к тому же не был чужд иронии.

— Конечно, не останется, — сказал он. — Они уничтожат лагерь сами.

— Бог поругаем не бывает, — строго сказал вождь повстанцев. Камень лишь склонил голову. Если уж вождь считал, что его советник зашел слишком далеко, то Камень не мог не принять заслуженного порицания. Сын Божий продолжил: — Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого. Оно проникает до разделения души и духа, суставов и мозгов. Оно судит помышления и намерения сердечные. Без пролития крови не бывает прощения.

— Я понимаю. Меня заставил так говорить могучий Сатана, — сказал Камень. — Я буду трезвиться и бодрствовать, потому что противник мой Сатана ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить.

— Бодрствуй и молись, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна, — сказал вождь, и Камень снова склонил голову. Сын Божий добавил: — Сыны того царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубовный.

— Ты это видел? — Камень поднял взгляд, полный новой надежды и новой силы.

— Видел я все дела, какие делаются под солнцем, — сказал повстанческий предводитель. — Если ты в день бедствия оказался слабым, то бедна сила твоя.