Татьяна Апраксина - Башня вавилонская

Отчет, в отличие от любимого мужа, Джастину несколько пугал. Одуванчик тоже.

Пока домашнее жидкое несчастье сообразит, чего от него хотят, пока займется творческим решением задачи, можно разведать обстановку, прозондировать ситуацию, оценить ее самостоятельно… и тогда уже начинать бояться. Или не начинать. Но, вероятнее всего, начинать — потому что не для Максима же муж эту ситуацию сочинил? Наверняка есть что-то. Может быть, оно вчетверо страшнее жалобы команданте Амаргону — и вчетверо страшнее самого команданте Амаргона, который не лезет в отчет… точнее, вылезает из отчета как осьминог из сетчатой сумки. Из каждой дыры торчит по щупальцу, а посередине — клюв. В каждом абзаце — замминистра Деметрио Лим.

Замминистра сельской промышленности. А за сто-двести километров от любого крупного города начинается даже не чума. И не шестой век нашей эры. До чумы и шестого века им еще расти и расти. Там начинается то, из-за чего Франческо все прошлые годы терпел Черные Бригады — чтобы в джунглях и на дальней, верховой части плоскогорья был кто-то, кто контролирует ситуацию. Пусть даже этот кто-то — враг. Чтобы хотя бы все хором против правительства, а не деревня на деревню за ресурсы. А теперь в эти деревни приезжает на вездеходе бригадир-три Амаргон, бывший бригадир-три, насколько они бывают бывшими, и двое суток тихо и медленно, не повышая голоса, договаривается со старейшинами трех деревушек про колодцы, льготные кредиты и семена того, что здесь будет расти. А за это ваши женщины будут делать кирпичи, и вы пошлете столько-то молодых неженатых людей в Санта-Марию тянуть акведук. А за это из Санта-Марии придут три трактора, когда скажете, и вспашут. А людей из Фе, которые строят навесной мост, вы будете кормить пять дней в месяц до следующего сезона. А за это вы будете возить урожай не к скупщику, а через Фе на склад на грунтовке и там у вас его возьмут по совсем другой цене. Возьмут, возьмут. Они тоже льготный кредит получают и через меня договаривались, как же они не возьмут. И на каждый пугливый деревенский вопрос — а если не придут, не вспашут, пожадничают, обманут, ведь даже одной ошибки достаточно, чтобы неурожай, голод, смерть — на каждый вопрос два или три ответа: если вот так, то мы вот эдак, если вот эдак, то мы вот так, а если что — я займусь этим сам.

Во времена, когда королевство Толедское под шумок прихватило Сицилию с Корсикой и принялось устанавливать там свои порядки, на островах тоже нашлись сообразительные люди, придумавшие, как сковать всех и каждого единой цепью взаимозависимостей. Не только «заговор молчания», при котором самые дотошные инквизиторы не могли доискаться ни в одной деревне даже одного свидетеля, не то что двоих, необходимых для процесса. Не только параллельные любым оккупационным власть, торговля, закон, обычай и порядок. Еще и сложная многомерная сеть взаимовыгодных обязательств. Кто у кого покупает рыбу, кому продает вино и масло, кто у кого меняет пряности на соль… мимо, мимо толедской династии.

То ли кто-то, например, Алваро, спроворил Деметрио хороший учебник по истории — то ли Амаргон сам додумался, но теперь его к донам на Сицилию можно было посылать для обмена опытом.

А корпорации — фыркать в кулак и молчать в него же. Сказали они новому правительству — как хотите, но начинайте втягивать периферию в систему обмена, это теперь и ваша обязанность? Сказали. Думали при этом, правда, другое. Что обожгутся и начнут учиться. А если не начнут — легко будет свернуть шею на самых законных и демократических основаниях. Когда Деметрио Лим полез вторым номером на гиблую эту должность, даже коллеги по Бригадам удивились — он же городской… Ну воевал он там, ну ползал, но для местных все равно чужак.

Только он на вопрос Джастины, как же городской герой сопротивления, да еще и окончательно поссорившийся с Бригадами перед выборами и в процессе, ухитрился найти общий язык с деревенскими, солидно покивал — ну просто дон Деметрио, как он есть, — и сказал, что деревне нравится его бояться. И что террором или хотя бы намеком на возможный террор гораздо легче заставить колесо сдвинуться с места, со скрипом, понемножку — а дальше само завертится. Страх тут вместо масла.

И пошел себе. Страшный-страшный. А если подумать, так очень страшный. Потому что акведук за полгода дошел в Санта-Марию. Сам. Ну практически сам.

И значило это, что Деметрио Лим начал думать о программе на мирное время… самое позднее два года назад. Когда о ней не думал даже Франческо.

Франческо, впрочем, вообще не думает — он как-то парит над реальностью и иногда пикирует в ключевые точки событий. Негодуя, что приходится спускаться с горних высей. Вот как сегодня. И воздух слишком плотный, и объекты какие-то неприлично неподатливые, не эфирные существа — и не любимые молекулы. Бедный Деметрио, нарвался на вторую ипостась нашего тирана и властелина — теперь, наверное, пытается понять, на каком он свете; а все равно все его многолетние построения окажутся слишком земными, слишком вещественными по сравнению с идеей, которая может прийти в голову Франческо. И останется замминистра пока что несуществующей во Флоресте сельхозпромышленности — если планы не совпадут — с носом.

Так что за напасть нам грозит и откуда? Главное ведь, не остаться, как в пошлой шутке Максима, без носа.

Анаит нравилось бродить по университетскому комплексу, который казался необъятным. В горку, с горки, в горку, с горки. Учебные корпуса, общежития, библиотека, стадион, полигон, концертный зал или клуб, хозяйственные службы, магазины… маленькая планета, автономная на случай блокады. Она бы не удивилась, обнаружив какие-нибудь средства ПВО, скромно притулившиеся между свинарником и картофельным полем. Умещались же где-то блокираторы средств сотовой связи. По карточке пропуска можно было звонить куда угодно… в пределах университета.

Столовую найти проще простого — по запаху, по стекавшимся туда ручейкам студентов. Вход свободный. Питание бесплатное. Здесь вообще все блага предоставлялись бесплатно, это помимо формы всех видов, стипендии и прочих мелких надобностей. Бесплатно и на очень хорошем уровне, судя по стрижкам и спортивной обуви, по величине списков в каталожных компьютерах и ручкам с фирменным логотипом. Миллион мелочей.

Высокие стены выкрашены светлой, костяной краской. Полупрозрачные дымчато-голубые стекла в узких проемах. Длинные тяжелые столы с лавками, способные вместить целые группы, столы поменьше, столики на одного. Солонки, салфетницы — лепная керамика, смешные толстые коты и мыши. Приборы в салфетках на каждом месте, как в кафе. Изящно и дисциплинирует.

Очень хороший выбор блюд; и, кажется, одинаковый для всех — преподаватели занимали те же места и подходили к той же длинной ленте с тарелками, что и студенты.