Игорь Пронин - Наполеон-2. Стать Богом

Мучительным усилием воли, со стоном Александр сумел выронить Носорога на песок.

Дия дрожала всем телом, и он обнял ее, чтобы успокоить. Но и сам теперь твердо понял: люди не должны обладать этой фигуркой. Пусть лучше Лев, пусть войны и кровь, но пусть люди останутся людьми, а не обращаются в покорный прах.

— Не плач, милая! — твердо сказал он. — Я больше никогда не прикоснусь к Носорогу.

— И не говори о нем никому! — попросила Дия сквозь слезы.

— Клянусь. Разве только тем, кто умнее и сильнее меня. Там, откуда я родом, далеко на севере. Сюда Носорог больше не вернется.

Отдавать Носорога генералу нельзя было ни в коем случае. С горечью понял Остужев, что даже жизнью Мари придется пожертвовать, если кто-то потребует этот предмет взамен. Поэтому о нем надо молчать, всегда. Он тщательно обмотал коробочку тряпками и спрятал на груди.

— Я буду охранять его, Дия, клянусь.

— И ты не отдашь его французу? — заплаканная Дия выглядела очень мило. — Нельзя, Остужев.

— Не отдам. Но попробую его обмануть.

Гаевский нашел Мари во втором из указанных Дией домов. Ее не слишком охраняли — все равно она в кандалах, соединенных цепью с вделанным в стену кольцом. Антон тихонько подполз к девушке и позвал.

— Ну, наконец-то! — в своей манере возмутилась девушка. — Я уж думала, никогда не придешь! Ты знаешь, что здесь Бочетти, и у нее Саламандра?

— Нет у нее уже Саламандры! — фыркнул Антон. — В том-то и беда, потому она и злая такая. А еще ее Бонапарт обманул, но это я тебе потом расскажу. Много в доме мамелюков?

— Человек двадцать, — прикинула Мари. — Так значит, Алекс Остужев здесь?

— Здесь, и с ним Иван Байсаков, если помнишь такого. Не волнуйся, мы тебя обязательно освободим, ты только будь наготове.

— Можешь считать, что я уже готова! — воскликнула девушка. — Никогда не была тебе так рада!

И, несмотря на опасность быть замеченным, Гаевский не удержался и поцеловал Мари. Это было только начало истории, которая привела к тому, что годы спустя они поженились. Потом Антону пришлось уйти, но на полпути к лагерю он встретил Дию.

— Куда ты идешь? — удивился Гаевский.

— Ты нашел Бочетти? У меня есть для нее сообщение.

Спустя несколько минут Дия уже стояла перед Бочетти и просила дать ей несколько динаров за то, что, может быть, покажется госпоже Фатиме интересным. Бочетти не хотела тратить время на незнакомую арабскую девчонку, но та сказала, что это имеет отношение к великому французскому генералу. Тогда Джина швырнула ей несколько динаров и услышала, что вечером Бонапарт встречается с каким-то европейцем, но не французом, у Малой Пирамиды. Дия получила еще денег и приказ молчать. Кружной дорогой она вернулась в лагерь, где у Остужева окончательно был готов план.

— Она обязательно нападет! — объяснял он Антону и Ивану. — Джина ненавидит Наполеона с такой силой, что гнев затмит ее разум. Она придет со своими мамелюками. А ты, Ваня, пойдешь к ней в дом и освободишь Мари. Порвешь цепи?

— Ради Мари-то? — вскинулся Байсаков. — Порву, конечно! Или разогну, если не порвутся...

— Я не знаю, придет ли Бонапарт на встречу, но это и не важно. Скоро сюда доберется Дюпон, он примет командование, и будет решать, как быть со Львом, — продолжал Остужев. — Все, что нам надо сделать — освободить Мари.

Но Бонапарт все же решился прийти. Конечно же, он был не один — в сотне шагов позади шел Колиньи и десять его лучших стрелков. Генерал действительно привел трех коней. Они с Остужевым встретились у входа в подземелье. От взгляда Александра не укрылось, как француз провел рукой по груди, проверяя, плотно ли Саламандра соприкасается с кожей.

— Вы теперь неуязвимы! — усмехнулся Александр.

— В отличие от вас, Остужев! — напомнил Бонапарт. — Игры в благородство закончились! Итак, «Предмет предметов». Покажите мне его!

— У меня его с собой нет. Но он дает большую власть. Скажите, Наполеон, а вы отдали бы за него Саламандру? Или хотя бы Льва?

— Я должен его видеть, я должен его попробовать... — уклончиво заметил генерал. — А знаете, что, Остужев? Нет у вас «Предмета предметов». Потому что если он существует, то делает человека богом. А такой предмет вы бы не отдали никому, вы бы воспользовались им сами. Ведь я прав?

— Да, — кивнул Александр, слыша уже топот копыт по песку. — Я бы его вам никогда не отдал. А еще у меня его нет. Я просто хотел, чтобы вы встретились с одной нашей общей знакомой!

Мамелюки вылетели из-за угла пирамиды точь-в-точь, как когда спасали Джину, только теперь она скакала впереди. Выругавшись, Бонапарт побежал к стрелкам Колиньи, уже занимавшим позицию. Остужев упал на песок, а когда всадники пронеслись мимо, первым запрыгнул на коня. Тут же из пирамиды выбежали Дия и Гаевский. Втроем они поскакали к городу и успели как раз вовремя: на дорогу выбежал необычайно довольный собой Байсаков, ведя за руку освобожденную Мари. Когда на Каир опустилась ночь, они были уже далеко.

1812 год

Пробившись обратно в подземелье, друзья, как могли, забаррикадировали вход в подклет, но надолго это помочь не могло. Рано или поздно французы найдут не только этот вход, но и все остальные, и выкурят из подземелья беглецов.

— Ничего, — успокаивал сам себя Байсаков. — Тут ходов много, долго можно держаться!

— Меньше, чем тебе кажется, — мрачно заметил Остужев. — Может, и не стоило нам соваться. А теперь Колиньи весь Кремль перевернет, но найдет дорогу к нам. Уже сейчас во все стороны скачут вестовые, ищут всех, кто хоть что-то знает о московском подземелье. Найдут, Ваня. Не для того Наполеон здесь, чтобы несолоно хлебавши уйти. Тем более что мы его всерьез задели.

— Если бы не Колиньи! — схватился за голову Гаевский. — Ведь уже рядом были, все бы успели сделать... В плен взяли бы Наполеона и сюда увели! Как же я ненавижу этого мерзавца.

— Вряд ли так же сильно, как я, Антон, — Остужев поднялся. — Посидите-ка здесь, друзья, перекусите. А мне надо прогуляться и подумать.

— Нашел место, где гулять... — проворчал Байсаков, доставая из мешка сало. — Ну, гуляй, только далеко не уходи, а чуть что — стреляй! Как вы живете с Мари, Антон? — спросил он у Гаевского, когда они остались вдвоем. — Вспоминаете Египет?

— Бывает, — кивнул Гаевский, принимая от приятеля сухарь. — Тебя часто вспоминаем. Зря ты как-то... Обижаешься, что ли. Так уж вышло, мы ведь с Мари дольше знакомы, чем с тобой. Но тебя она часто вспоминает. Особенно, как ты в Египте ее от Бочетти спасал. Пришел, говорит, двух часовых об стенку стукнул, а потом цепь порвал, и кандалы разогнул голыми руками.

— Было дело, — усмехнулся Иван. — Мне тогда казалось, что я ей нравлюсь. А поговорить не мог — французского не знал. Да я и сейчас не очень-то... Вот с Наполеоном закончим воевать — тоже остепенюсь.