Дмитрий Хван - Царь с востока

Повезло Михалу, картечь счастливо миновала его на этот раз. Но не улыбнулась судьба другим - со сдавленным криком слетел с коня трубач Мацей Журавский, не видно стало справа Игнация Пыха, поручника его приближённой хоругви. Атака продолжалась, и кони неслись вперёд, переходя на полный галоп. Тяжёлая сабля Радзивилла пела на ветру, Михал уже различал вражеских канониров, копошившихся у орудий - ещё немного и они будут изрублены, осталось лишь...

Но тут раздался второй залп - русские перезарядили орудия с дьявольской быстротой. Рядом с Михалом снова падали наземь его товарищи, в том числе и Иштван Эрдели, вылетевший из седла и закувыркавшийся в снегу.

- Дьявол! - сдавленно закричал Михал, неужели они сподобятся и на третий залп?!

Воеводе перестало хватать воздуха, во рту пересохло. Надо отворачивать! Иначе картечь сгубит слишком многих! Грянул третий залп! Сигнал одинокой трубы резко прервался, повалились на снег знаменосцы и немногие остававшиеся в сёдлах офицеры, отовсюду раздавался шумный треск ломаемых пик - первые ряды атакующей гусарии оказались подчистую выкошены. Атака поляков захлебнулась. И некому даже подать сигнал к отступлению! Радзивилл с яростью замахал саблей над головой, натягивая поводья другой рукой. Михал пытался направить коня в сторону - нужно успеть уйти из-под обстрела... Вокруг Вдруг сильный удар в кирасу покачнул его в седле, резкая боль пронзила всё тело, заставив зажмуриться и со стоном выдохнуть...

- Матка Боска...

- Ай! Попал, Северьян! А офицеров-то боле и не видать! - с восторгом выкрикнул молодой артиллерист, наблюдавший в бинокль за тем, как знатный поляк свалился таки с коня в снег.

Стрелок довольно ощерился и снова прицелился, ища новую жертву.

Четвёртый залп был выпущен уже вдогонку удиравшей с поля боя крылатой гусарии.

- Воистину, артиллерия - Бог войны! - приосанившись в седле, проговорил Яну Христофор Рыльский.

Наблюдавший за сражением с опушки, он убрал увеличительную трубу в футляр и вытащил из ножен венгерскую саблю, воскликнув с радостью:

- Но теперь и наше время подошло! Трубить атаку!

- С Богом, товарищ генерал-бригадир! - напутствовал его Вольский. - А я уж за вами!

Призывно звучат трубы и рожки - ожидавшие своего часа русские кавалеристы начинают разгонять своих коней, объезжая заваленное и живыми, и мёртвыми лошадиными и людскими телами, поле с обеих сторон. Тысяча гусар, поддержанные отрядом запорожцев и драгунскими ротами, бросаются на бегущего врага. Множество рассеянных своей же кавалерией пехотинцев полегло под гусарскими и казачьими саблями, устлав телами заснеженные луга. Изрублены были и многие из тех польских гусар, чьи кони были уставшими, а то и ранеными. Казаки на лёгких и резвых лошадях, настигая врага, с лютой ненавистью бросались скопом на каждого всадника. Но всё же часть крылатой гусарии успела избежать гибели, укрывшись в деревнях за составленными повозками, загородившими дорогу, из-за которых торчали мушкетные стволы и пики.

- Стой! - Рыльский приказал трубить отход, чтобы дождаться артиллерии.

Кавалеристы блокировали винницкую дорогу, предоставив врагу пути отхода по ненадёжному льду реки и оврагам.

Совсем скоро к первому селению прибыли четыре батареи гаубиц-единорогов. Заложив крутой вираж, упряжки остановились в нескольких сотнях метров от последнего оплота поляков. Слаженные действия ездовых и канониров, доведённые до автоматизма долгими тренировками, позволяют открыть огонь едва ли не тут же. Звучат доклады:

- К стрельбе готов!

- Огонь! - глухо рявкают гаубицы, изрыгая на врага пудовые бомбы.

- Недолёт! - канониры, скорректировав угол стрельбы, продолжают обстрел. Одна из повозок развалилась от прямого попадания бомбы. Другая упала прямо в построение пикинёров, буквально разметав их. Бомбы падали одна за другой, создавая хаос и панику среди защищавшихся. Вскоре к русским были отправлены первые парламентёры - венгерские и немецкие наёмники первыми предпочли сдачу в плен бесславной гибели. Остатки же польских гусар, а также немецкие рейтары, решились на прорыв. И это им почти удалось, ведь судьба благоволит смелым и отважным. Связав боем легковооружённых казаков и драгун, сотня гусар ценою своей гибели позволила остальным благополучно ретироваться. А к вечеру спешившиеся драгуны и казаки зачистили селения от последних поляков, после чего бригада встала лагерем в пустых жилищах. В тот же вечер Рыльский отправил составленную им грамоту с описанием боя в Белую Церковь, дабы известить воеводу князя Трубецкого о победе.

Разгром был полный и страшный для поляков. Войско Михала Казимира Радзивилла, авангард армии Стефана Чарнецкого, перестало существовать - до своих добралось менее полутора тысяч воинов, раненых, изнурённых, лишившихся штандартов и совершенно деморализованных. Многие хоругви крылатых гусар исчезли навсегда. Слова же выживших после бойни на Роси произвели на воевод должное впечатление. В тот же день Чарнецкий и Потоцкий после долгих споров и взаимных упрёков решили отойти к Виннице, с тем, чтобы, заняв оборону, дожидаться войска крымского хана. Отправив гонцов в Варшаву и к татарам, армия повернула назад.

Первый весенний месяц выдался вьюжным и многоснежным, а кроме того, весьма холодным, словно зима и не уходила вовсе. И пусть световой день частенько радовал солнечной погодой, ночью непогода начинала буйствовать по полной программе. В один из таких тёмных вечеров, когда ледяной ветер, дувший со стороны моря, валил с ног, свистел в ушах и снежным крошевом вышибал слёзы из глаз, через таможенный пост со стороны Феллина к Пернову проехал представительный караван. Когда крытые возки въехали на освещённый прожектором двор поста, из переднего выскочил молодой парень в ладно скроенном, отороченном мехом полушубке и предъявил проездную грамоту. Прочитав оную за огромным столом в караульной, капитан-таможенник сделал запись в журнале учёта о том, что такого-то дня и месяца по указу государя русского Никиты Ивановича Романова с Руси проехал дьяк Посольского приказа Илларион Дмитриевич Лопухин, который целью проезда имеет встречу и переговоры с эзельским воеводой Лазарем Мироновичем Паскевичем.

- Э-э... - начал было парень, записанный в книгу как приказной подъячий Артамон Матвеев, - встреча сия тайная, и огласу никак быть не должно...

- Таковы правила, - помахивая над засыхающими чернилами листом плотной бумаги, сухо прервал его капитан, нахмурившись. - Никто не проведает сих записей, а учёт должон быть. Приказ воеводы на то имеется.