Игорь Курас - Программист и бабочка (сборник)

– И что же? Вы изобрели компьютер, который справлялся с подобными вычислениями в разумные сроки?

– Да, – ответил доктор Гонен. – Мое устройство решало такие задачи почти мгновенно… Что же вы не пьете?! – спохватился старик, наполняя бокал гостя.

Альберт О'Нил молча кивнул профессору и глотнул немного бренди.

– Я изобрел временную петлю, – продолжил свой рассказ ученый, – электронную схему, позволяющую посылать сообщения в прошлое. Недалеко, правда, всего на несколько миллисекунд. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы построить сверхкомпьютер.

– Я слышал, законы природы запрещают путешествия во времени, – возразил журналист.

– Ну, не совершенно запрещают, но лишь накладывают некоторые ограничения, исключающие парадоксы. Однако это очень сложная область теоретической физики, не думаю, что нам стоит углубляться. Принципы же работы компьютера, основанного на временной петле, оказались весьма простыми – любые задачи решались перебором всех возможных вариантов. Если правильное решение найдено – программа останавливается, если нет – посылает самой себе в прошлое команду проверить следующий вариант. Вот и все. Как велико бы ни было количество возможных решений, времени на анализ их всех уйдет ровно столько, сколько занимает проверка одного. В самом худшем случае – не более нескольких миллисекунд.

– Ух ты! Хитро! – воскликнул молодой человек, не скрывая восхищения. – Представляю, как ухватился за эту идею Свирский!

– Свирский?! Нет, он был слишком туп, чтобы понять физические основы открытия, и слишком подозрителен, чтобы поверить мне на слово. Он ухватился за нечто иное – возможность вдоволь поиздеваться надо мной, ведь на Кохиноре я стал полностью от него зависим. Свирский никогда и никому не прощал, но обожал блеснуть показным благородством. Только поэтому он не упрятал меня за решетку после той жалкой попытки нападения – он хотел продемонстрировать широту своей души Алисе Грант. Она, глупышка, так легко давала себя обмануть, несмотря на все мои попытки растолковать ей истинное положение вещей. Мда… Только спустя годы я осознал, что Алиса, возможно, все понимала, а настоящим дураком был я сам…

Свирский ничем не рисковал – союзное правительство, одержимое идеей раз и навсегда решить проблемы управления Вселенной, поощряло любые инициативы в области вычислительной техники. Мой успех стал бы триумфом коменданта Кохинора, а за провал понес бы наказание только я сам. Трудно сказать, знаете ли, чего этот мерзавец желал больше. Но, независимо от результатов, Свирский постарался превратить мою жизнь в столице в кромешный ад. По нескольку раз на день он являлся с проверками и, развалившись в кресле, требовал подолгу разъяснять ему статус проекта, угрожая всяческими карами в случае несоблюдения сроков. Затем он осматривал лаборатории и, обнаружив малейшее пятнышко, орал на меня в присутствии сотрудников и заставлял стирать грязь носовым платком. Однажды он послал меня за чашкой кофе, а когда я выполнил приказание, плеснул мне кипятком в лицо, заявив, что я положил слишком много сахара… или слишком мало… я не помню… помню только боль от ожога…

Старик замолчал, пытаясь дрожащими руками разжечь потухшую сигару. После третьей неудачной попытки Альберт О'Нил пришел ему на помощь, и профессор зашелся кашлем от слишком жадной затяжки.

– Благодарю вас, – сказал доктор Гонен, придя в себя. – Иногда он являлся с Алисой, и эти визиты становились для меня самой горькой из пыток, хотя в присутствии жены Свирский воздерживался от хамских выходок. В первые недели я пытался украдкой заглянуть ей в глаза, надеялся обнаружить в них отблеск былого чувства… Напрасно… я не находил там ничего, кроме равнодушия. Она не притворялась… ей действительно не было до меня никакого дела.

– Вы страдали, – произнес журналист голосом, в котором звучали понимание и сочувствие.

– Страдал?! О да! Но поверите ли… в то же самое время каждая обида, каждое оскорбление, каждая душевная и физическая боль приводили меня в состояние болезненного, но всепоглощающего восторга! Да! Я наслаждался своими мучениями, ибо они убеждали меня в справедливости и даже святости задуманной мною мести! Как же я их всех ненавидел! Всех – Свирского, Алису, своих сотрудников, ни разу не нашедших для меня слов участия и поддержки, чинуш и охранников, тупых партийных бонз, всю эту правительственную сволочь. Я приговорил их к смерти. Я ощущал себя судьей, которого призвало само Провидение.

– Значит, это все-таки вы! – изумленно воскликнул молодой человек. – Я оказался прав – вы взорвали Кохинор?! Но во имя всего святого – как?! Как вы умудрились доставить на планету бомбу такой мощности?

– Ну, что вы, юноша, никаких бомб я туда не доставлял. Нельзя было приблизиться к столице на расстояние в миллион миль без того, чтобы служба безопасности Свирского не проверила каждый атом груза, который вы везете.

– Но… как же тогда вы умудрились осуществить свой план?

Старик запустил руку в карман халата и вытащил миниатюрный кубик, по виду напоминающий микросхему.

– Вот он – компьютерный процессор, основанный на эффекте временной петли, он же – оружие, уничтожившее Кохинор! – торжественно провозгласил доктор Гонен.

– Но позвольте… я не понимаю, – пробормотал журналист.

– Все очень просто, юноша. Вы ведь знаете, что любой компьютер при работе нагревается. Таков закон природы – нельзя обратить в полезную работу всю имеющуюся энергию. Часть ее уйдет на нагрев окружающей среды. Временная петля способна спрессовать зиллионы столетий в несколько микросекунд. Но ведь и теплота, которая должна была потихоньку выделяться в течение всего этого огромного периода теперь вырвется в пространство почти мгновенно. Представляете, что произойдет?

– Взрыв! – выдохнул Альберт О'Нил.

– Совершенно верно. Вспышка невиданной силы. Разумеется, надо еще организовать довольно сложную систему энергоснабжения и охлаждения. В принципе, сила взрыва ограничивалась исключительно количеством энергии, доступной устройству в течение пары микросекунд. Этим-то я и занимался. Строил энергетические линии, которые бы позволили временной петле в нужный момент всосать в себя всю мощь реакторов Кохинора.

Свирский, конечно, ничего не понимал. Я демонстрировал удачное решение задач ограниченной размерности, и ему, разумеется, в голову не приходило, какая катастрофа может произойти, если увеличить количество данных всего лишь в несколько сот раз. Я говорил коменданту, не вдаваясь в подробности, что в этом случае потребление энергии возрастет. Поэтому Свирский в целях экономии ограничил размерность задач, которые мне позволялось решать. Зато на партийном съезде он собирался продемонстрировать сверхкомпьютер во всей его мощи, ну и, разумеется, пожать лавры…