Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные

При начале последней войны вызывало большое опасение, не придут ли мои коммерческие прожекты в упадок без хозяйского глаза. К счастью, тревоги не оправдались. Молодые мастера и приказчики, прошедшие учебу на заводах Кроули, вели дело настолько хорошо, что в глубинах души рождалась ревность. Обходятся без меня? Может, я уже и не нужен?! Впрочем, оставались заботы, с которыми им не сладить. В первую очередь - политические опасности. Регулярная корреспонденция со множеством людей на пространстве от Уральских гор до Бристоля и Ливорно позволяла держать руку на на пульсе Европы. Пульс частил, больного лихорадило. Людовику Пятнадцатому сыскали новую невесту, выбранную не иначе как в бреду: отклонив дочерей царствующих монархов, французы женили юного короля на Марии Лещинской, наследнице жалкого изгнанника. Кроме шлейфа свадебного платья, сия перезрелая девица влачила за собою иной, увешанный наследственными претензиями к России, словно хвост бродячей суки - репьями. Ее батюшка, бывши в юности клиентом Карла Двенадцатого и врагом Петра, сохранял прочные связи с Оттоманской Портой и Швецией. Став тестем французского короля, он очевидным образом делался кандидатом на польский престол после Августа (здоровье коего было подорвано излишествами) и потенциально - душой враждебной нам коалиции. Правда, шведов год назад удалось склонить к союзу; но как долго сейм сможет противиться соединенному напору английских и французских денег? Две державы, положившие тысячи солдат в ожесточенных войнах между собою, после испанского демарша стали на удивление дружны.

При таком угрожающем развитии событий я ставил во главу угла увеличение экспорта в Медитерранию и страны Востока, а равно - заблаговременное изыскание окольных лазеек на британский рынок. Следовало считаться и с возможными в случае войны препятствиями балтийскому судоходству вследствие каперства. Нелепая идея Луки ходить в Ливорно из Архангельска, огибая Британию десятой дорогой, в скором времени могла стать более чем уместной. По моей просьбе Михайла Сердюков занялся улучшением путей с Ладоги и Волги к Белому морю. Не замахиваясь на дорогостоящие каналы, наняли мужиков чистить бечевник от наросших кустов, обновлять просеки, рубить магазинные и ночлежные избы на зимниках. Коммерцию надо строить так, чтобы никакие бедствия не могли ее погубить: лучше потратить малые деньги на предотвращение несбывшихся угроз, чем возносить потом напрасные стенания на пепелище.

Правило это применимо и к государственному правлению. К сожалению, новые кормчие Российской империи о сем не задумывались: они беспечною рукой вели государственный корабль на рифы европейской войны. Добро бы, ради существенных интересов страны - но нет, всего лишь в угождение приватному крохоборству влиятельных лиц. Сразу по ратификации турецкого трактата моряков отозвали с Таганьева рога обратно в Кронштадт, для испуга датскому королю. Казна Азовского флота иссякла, подобно армейской. Ленивые теплые волны зря плескались у недостроенного мола нового корабельного порта. Военная коллегия предписала отправить в Персию три драгунских и четыре пехотных полка - половину расквартированных в Азове и окрестностях регулярных войск. Всё чаще томило мою душу тоскливое чувство собственной ненужности. Повторяя мысленно, что труды на благо отечества, как молитва за Богом, зря не пропадают, я напрягал силы, чтобы каждую копейку сберечь от казнокрадов и вложить в будущее России, на устройство школ, заводов, верфей и шахт. А с почтой приходили известия о миллионах, расточаемых в столице на пиры и карнавалы, на подарки полякам и голштинцам - при том, что низовые чиновники год не получали жалованья и не могли кормиться иначе, как грабежом безответных мужиков.

Царствование Петра, при всех омрачавших его кровавых мерзостях, было эпохой великих ожиданий и небывалых надежд. Казалось, вот-вот Россия подымется во весь исполинский рост и встанет в один ряд с великими державами Европы. Отступит тьма невежества, процветут искусства и науки, коммерция наполнит серебром русские кошельки. Париж и Лондон встретят вчерашних варваров, как равных.

Черта с два! Упряжка с грехом пополам еще тянула, покуда чуяла над собой беспощадную руку. Умолк посвист кнута - и высокородные скоты, покинув государственное ярмо, разбрелись вдоль пастбища. Тяжелый воз державы застрял по ступицу в грязи. Несбывшиеся надежды отравили души медленным ядом. Словно пуля, застрявшая в живой плоти, они немилосердно мучили меня.

- Господа генералы...

Вытянувшись во фрунт, я строгим взглядом обвел полдюжины мужчин, сидящих вокруг стола. Потянул паузу, пока поднимутся. Черти толстожопые, лень задницы от скамьи оторвать! Будь старше всех чином или возрастом - может, обошелся бы по-домашнему, без строевых кунштюков. Но нельзя позволять подчиненным относиться к главному командиру, как к равному: если сразу не поставишь себя начальником, наживешь бед на свою шею. Дождался, пока замрут. Опустился на ловко придвинутый денщиком стул.

- ...Прошу садиться. Начнем с рапортов о положении дел. С севера на юг. Василий Петрович, изволь.

Османы лучше нас воспользовались миром. Почин во всем принадлежал им: захотели - начали войну; испробовали русскую силу - замирились. Пока мы гадали, как прокормить солдат без помощи казны, султан выдал своим пашам двадцать две тысячи мешков левков (шесть с половиной миллионов рублей на русские деньги), и три могучих армии двинулись на восток. Свыше двухсот тысяч, если считать обозников совокупно с воинами. Сокрушительное превосходство над персами скоро принесло плоды: Абдулла Кёпрюлю и сын его Абдурахман взяли Тавриз, Сары-Мустафа трапезунтский - Гянджу, еще одно войско заняло Лурестан. Прикажи Ахмед Третий - турки легко вышвырнули бы наши малочисленные гарнизоны из Персии. Росплошное испугание учинилось в Петербурге. Стряхнув похмелье и преодолев сонную одурь, там сочинили указ: генерал-лейтенанту графу Читтанову, не мешкая, идти с половиной азовских полков в Баку и принять в команду Низовой корпус.

Со стороны моих врагов, ход безупречный. Война, которую невозможно выиграть, позволит держать опасного человека вдали от столицы, сколько душа пожелает. При этом на него легко возложить вину за тяжкие последствия прежних стратегических ошибок. Уклониться он может, лишь отговорившись болезнью или неспособностью. Чтоб я сам себе выписал testimonium paupertatis? Не дождутся! Вздохнув, принялся вновь тасовать людей: покуда меня самого на Кавказ не требовали - затягивал отправку и собирался дать негодных; теперь выделил наилучших и повыдергал из оставшихся в Азове полков егерские роты, все без остатка. Пятисотверстный марш вверх по Дону под нежарким осенним солнышком; чуть не рукопашные споры в Камышине с казанским губернатором Волынским о транспорте и провианте; караван судов, ползущий на юг вперегонки с зимою; хмурое Каспийское море, - и вот они, освистанные злым холодным ветром персидские берега. Генералитет встретил нового командующего, мягко говоря, со скептицизмом. Дескать, мы тут который год лямку тянем, а какой-то чужак примчался Александра Великого из себя строить... Черноморские успехи ничего не значат: здесь все по-иному.