Гэрет Уильямс - Темное, кривое зеркало. Том 5 : Средь звезд, подобно гигантам

Малачи. Он дал ему обещание, когда тот умирал. То обещание, как и множество других, осталось неисполненным.

Он шел дальше, опустив голову, молчаливый и хмурый, пока не пришел в сад, где сидел Г'Кар.

Нарн оправлялся от их схватки куда быстрее него; по крайней мере — в том, что касалось телесного здоровья. Нарны, как правило, были сильнее и выносливей центавриан, и сам Г'Кар был куда сильней и выносливее Лондо.

Но душа его была затуманена. Г'Кар редко заговаривал с окружающими, и почти не ел. Он выглядел сломленным, его глаз безучастно смотрели в никуда. С ним была девушка — его ученица, приемная дочь, или кем там она ему приходилась. Она была изящной — для нарнки, босонога, одета в белую с серым рясу, и несла шрамы от ее ранений со странным чувством гордости.

Позади них стоял одноглазый нарн, телохранитель Г'Кара. Та'Лон и сам был ужасно изуродован шрамами, а некоторые из тех шрамов были очень свежими. Никто не говорил что сталось с ним, когда безумие поглотило этот мир, но Лондо слышал слухи — про груды тел, про улицы, залитые кровью, про руки Та'Лона скрючившися как когти и про его безумный хохот. Даже во дворце слуги и дети со страхом рассказывали про одноглазого гиганта — нарна.

Впрочем, и у самого Г'Кара тоже был только один глаз.

Девушка заметила его и коротко улыбнулась. От этого ее лицо на миг стало прекрасным и совершенно детским. Она поднялась с каменной скамьи и коснулась руки Та'Лона. Они ушли вместе и молча.

Лондо подошел к его другу, к одному из самых старых его друзей. Тишина была полной и подавляющей, но он и не думал о том чтобы заговорить и нарушить ее.

Наконец, он протянул руку. Г'Кар поднял взгляд, и Лондо увидел в его единственном глазу смесь из жалости к себе, отвращения и ненависти к самому себе, которые наполняли пророка.

В конце концов, Г'Кар подался вперед и принял руку Лондо.

Лондо опустился на скамью и они вместе наслаждались покоем и тишиной сада.

Все было холодным и серым. Словно он умер снова, и застрял в каком — то пустом промежутке между раем и адом.

Джон Шеридан огляделся вокруг. Но если он умер — то где же Деленн? Он не мог представить, чтобы любой из богов, милосердный он или нет, стал бы разлучать их после всего этого. После всего, что они вынесли и претерпели, могут ли они быть разлучены навечно?

Она верила в место где не падают тени. Он не очень много знал про религиозные верования минбарцев; а если он и знал раньше — он не мог вспомнить это сейчас, но ему эта идея нравилась. Проблема была лишь в том, что он не верил что такое место есть.

Некоторые хотели, чтобы он остался после битвы. Некоторые хотели даже, чтобы он руководил ими — в точности, как планировал Синовал. Но все же он ушел. С него было достаточно руководства, достаточно командования, достаточно войны. Если рядом с ним не было Деленн — какой во всем этом был толк?

Она всегда была сильней чем он. Она бы выдержала, если бы погиб он. Она бы сделала что — то стоящее. Она немного рассказала ему про госпиталь, который она основала. Эта тема явно была для нее болезненной, но все же — она что — то сделала.

А он не мог ничего, кроме как скитаться.

Неудивительно, что скитания привели его на Казоми—7, где началась большая часть всего этого. Тут был храм, посвященный Деленн, но тот вечно был забит народом, так что Шеридан направился дальше — так же, как и тот слепой, с которым он говорил примерно час назад. Здесь трудно было следить за ходом времени. Порой все проносилось перед ним, словно иллюзия. Порой все было совершенно ясным и резким.

Но тот последний миг он помнил. Он никогда не смог бы его забыть. Свет, жгучий слепящий и режущий, свет, который готов был разорвать его на части. Она, оттолкнувшая его прочь…

И затем — то, что было после. Он уходит, пренебрегая тем, что ворлонец может убить его. Желая, чтобы ворлонец убил его. Ворлонцы боготворят смерть — говорили ему. На какое — то время он был с ними согласен.

Вот только его смерть обошла. Он уже умирал прежде, был возвращен обратно, и теперь казалось так, словно ему придется жить вечно.

Он шел все дальше, а затем он остановился и огляделся по сторонам. У него было иррациональное ощущение, что кто — то следует за ним. Здесь никого и нигде не было видно, и он двинулся дальше. Он не знал куда направляется. Он хотел уйти подальше ото всех, а возле храма было столько народу, что он просто хотел быть… где — нибудь в другом месте.

С края кладбище казалось огромным, но на деле оно было просто размыто туманом, темными облаками. И запахом мертвых. Изнутри оно было небольшим, особенно если помнить о количестве тех, кто был погребен здесь.

И погребены тут были не только они, но и их мечты, их надежды и слезы их любимых. Как много вместилось в такое небольшое место.

Он вновь остановился. Он сейчас был почти на границе района, на самой окраине города. Перед ним не было почти ничего, кроме открытого пространства, дорог и…

И пустоты. На мили и мили окрест не было ничего. Он поднял голову и взглянул в пространство над ним. Там тоже не было ничего.

Он пошел вперед и понял, что пересек границу кладбища. Здесь не было ни знаков, ни оград, или чего — то подобного, но он знал это. У него было такое ощущение.

Он остановился, помедлил и посмотрел назад. Он сделал один шаг назад на кладбище, и вновь почувствовал как пересекает невидимую границу.

Он вздохнул.

— Я знаю, что ты здесь. Вылезай, хватит прятаться.

Замерцало сияние и появился он, облаченный в черное и серебряное, алое и золотое. Он был не более материален чем призрак, и также, как призрак, он был прозрачен, но все же, когда Джон смотрел на него — ему казалось что внутри него он видит что — то иное. Не холодную сырую землю и кладбищенский туман — очертания и аура целого нового мира полного жизни, замыслов и будущего.

Он так заворожен был этой картиной, что почти не заметил слов.

— Да, Шеридан. — сказал Синовал. — Ты всегда слишком хорошо меня знал.

Обо всех великих мужчинах и женщинах ходят легенды. У каждой расы и цивилизации есть свои собственные герои и легендарные фигуры которые обещали вернуться, когда их народ будет нуждаться в них. Легенды рассказывают о героических смертях, величественных деяниях и великих трагедиях. Детали разнятся, но в главном они схожи.

Некоторые приписывают это ворлонскому влиянию на развитие младших рас. Это возможно, но я думаю, что здесь кроется большее. У всех нас есть желание верить в героев, которые не умирают, в кого — то, кто вернется, чтобы спасти нас, если мы не сможем спасти себя сами. При ближайшему рассмотрению подобные мечты оказываются именно тем, что они и есть — ничем кроме бесплодных мечтаний. Но все равно — они утешительны и приятны.