Владимир Контровский - Нерожденный

Он почувствовал во рту солёный вкус крови. Физически удара не было – кровь пошла из губы, прокушенной от напряжения, – но учёный-самурай понял, что операторы четвёртого дирижабля (по крайней мере, один из них) – противник, достойный уважения. Нужно убить эту «небесную акулу», и можно спокойно уходить (а заодно и прикончить последних янки, не знающих, с кем они связались).

– Атакуй дальнего! – прорычал «великий мангуст», и бомбардировщик развернулся в сторону дирижабля, державшегося особняком.

Счёт пошел на секунды.

Владимир Евстигнеев тоже ощутил чудовищную силу врага. Краем глаза он заметил, как стремительно побледнел Фрэнк, сидевший за пультом второго ствола спаренной «кобры-дубль», – жизнерадостное лицо Уэбстера приобрело землистый оттенок.

Японец давил – опытный «соловей-разбойник» никогда ещё не сталкивался с такой ментальной мощью. Натиск мангуста напоминал напор бешеной вьюги, сбивающей с ног и не дающей дышать (довелось когда-то мальчишке Володьке испытать такое), но надо было идти вперёд, к огням спасительного жилья, и нельзя было падать, потому что иначе к утру ты превратишься в окоченелый труп, занесённый снегом.

Фрэнки захрипел и обмяк. Голова его запрокинулась, из ноздрей потекли две струйки крови. Тяжесть, давившая теперь уже одного только Владимира, плющила, норовя размазать его по сидению операторского кресла. А «фугаки» быстро приближался, и на его изогнутых когтях радостно танцевали яркие солнечные блики.

Выверенная ментальная защита подполковника Евстигнеева ломалась, как кустарник под ногами прущего вперёд носорога – «соловей-разбойник» не мог пересилить мыслеполе «великого мангуста». Времени на эксперименты уже не оставалось – враг был совсем рядом, – и Владимир, подчиняясь какому-то внезапному наитию, ударил «точечным» лучом, целясь в двухъярусную кабину японского тяжёлого бомбардировщика – в сознания сидевших в ней людей, отчаянно надеясь хоть на миг подчинить их разумы своей воле.

Кольчугу не разрубить мечом, но её можно проткнуть стилетом. Тамеичи Миязаку окатило внезапное умиротворение. «Зачем всё это? – подумал он. – Война, кровь, смерть, разрушение… Зачем, когда в синем небе летят белые журавли, а зелёные листья сакуры тихо шелестят под тёплым ветром?». Это блаженное состояние длилось недолго; всего через пару секунд создатель «оружия богов» понял, что с ним происходит, и резким движением мысли стряхнул опутавший его морок, но эти секунды решили исход боя.

Пилоты «фугаки» тоже поддались гипнозу «соловья-разбойника». Крылатая машина провалилась вниз (не намного, на каких-то двадцать метров) и всей своей стотонной массой под острым углом врезалась в борт «скайшарка».

Самолёт вошёл в тело дирижабля плотно, как входит в тело кита гарпун, брошенный умелой рукой. Шесть пропеллеров «фугаки» перемалывали потроха воздушного корабля, ломая переборки и размётывая рваные клочья обшивки и обломки каркаса, густо заляпанные разбрызганными человеческими останками. А потом вспыхнуло пламя горящего бензина – и «миязака», и обе «кобры» отключились, и привычные законы физики вступили в свои права.

Изуродованное нечто – утративший свою обтекаемую форму дирижабль с торчащим из него хвостом огромного самолёта – камнем падало вниз. Внутри это нелепой конструкции ещё жили и дышали уцелевшие люди, но жить им всем оставалось уже недолго: только до удара о землю.

Когда «фугаки» столкнулся со «скайшарком», Миязака слетел со своего кресла. Он сильно ударился о стенку кабины, но сознания не потерял и попытался встать на ноги. И не смог: завалившийся набок массивный излучатель придавил учёного-самурая.

Ноздри «великого мангуста» защекотал запах дыма. «Пожар, – отстранённо подумал создатель «оружия богов». – Да, пожар, кремниевый пожар, Пламя Дракона… Я должен его погасить, сейчас, немедленно, потому что больше никто не сможет этого сделать… Мне надо встать и запустить излучатель, иначе… Но я не могу встать: на меня давит страшная тяжесть машины, изобретённой мною самим…».

Сознание безумного гения, человека по имени Тамеичи Миязака погасло.

А внизу, под километровым слоем камня, неудержимо разгорался кремниевый пожар – кровоточащая язва, разъедавшая земную твердь…

Что было дальше? Удалось ли Синъитиро Томонага погасить «кремниевый пожар» (самому или с помощью бывших врагов, ставших союзниками, ведь огненная смерть грозила всему человечеству)? Или учёные Земли не смогли обуздать Пламя Дракона, и где-то в параллельном пространстве-времени, бесконечно далеко и бесконечно близко, памятником безумию разума кружится в равнодушной пустоте космоса мёртвая наша планета, дотла выжженная подземным огнём?

Информации нет. Информации нет. Информации нет.

В нашей Реальности этого не произошло. Юная японка Атцуко не дождалась своего жениха, не вышла за него замуж и не родила сына по имени Тамеичи, которому суждено было сделаться гениальнейшим физиком ХХ столетия. Убитый осколком русского снаряда мичман Миязака с крейсера «Отава» стал одной из немногочисленных жертв, которые Страна Восходящего солнца возложила на алтарь своей блестящей Цусимской победы.

А сорок лет спустя флот Империи Ямато был разгромлен в битве за Филиппины, Токио выгорел от напалмовой бомбардировки, и над Хиросимой вырос чудовищный гриб.

Комендор Мякотников, всадивший в «Отава» судьбоносный снаряд, не знал (и не мог даже подумать), что одним этим выстрелом он спасает от гибели Землю и миллиарды людей, живущих на ней и ещё нерождённых. Не знали этого (и не могли знать) и другие матросы и офицеры русского крейсера «Светлана» – приняв неравный бой и погибая в этом бою, они всего лишь выполняли свой долг мужчин-воинов: выполняли в своём настоящем, определяя неизвестное будущее этого настоящего.

Санкт-Петербург, август-ноябрь 2012 года

Гайкокудзин – иностранец, не-японец ( яп. )

Панмонголизм – термин, обозначающий объединение монголоидной (жёлтой) расы и введенный В.С.Соловьевым в 1894 году. В историософской концепции Соловьева панмонголизм выражает идею опасности с Востока, исторического возмездия Европе (и всей белой расе), исчерпавшей потенции своего дальнейшего развития. Силой, несущей возмездие, Соловьев считает японцев, «вождей с восточных островов», нанесших сокрушительное поражение Китаю в войне 1894–1895 годы, хотя первоначально эта роль отводилась им китайцам. По концепции Соловьёва, японцы провозглашают идею панмонголизма, захватывают Пекин и Корею и вместе с китайцами завоевывают Европу.