Владимир Свержин - Заря цвета пепла

– Откуда же мне знать, меня там не было. – Лис развел руками. – Надо думать, не благословлял своих убийц.

– Нет, не благословлял. Он спросил у палача: «А что, дружок, не знаешь ли ты, нет ли каких вестей об экспедиции Лаперуза?» Вот так-то, Рейнар. Говоря между нами, Людовик был плохой король – слабый, почти никчемный. Он совершил непростительную ошибку – дал черни почувствовать его слабость и неминуемо поплатился за это. Но главное, за это поплатилась вся страна, которую он как раз и пытался спасти от ужаса гражданской войны и кровавой бойни.

Пожалуй, он был милосерден, но милосердие при слабости – худшее из зол. И все же, в отличие от своры интриганов, прорвавшихся нынче к власти, он был королем милостью Божьей, и держава являлась для него единственной настоящей ценностью. Вероятно, он и сам не сознавал этого до конца, просто так жил, может быть, по инерции, вслед за великим дедом. Но все же, хоть крона дерева уже не плодоносила, корень его был здоров. Вся эта плесень городских улиц и тина, поднятая со дна тихих омутов, и представления не имеют, что нужно государству. Более того, не желают иметь. Разве плохо им живется без того? Они готовы продаться всякому, кто их купит, готовы согнуться перед любым, у кого в руках палка. Кровавое опьянение революции минуло, оставив тяжелое похмелье. Теперь – либо новая попойка, либо осознание непреложного факта: Франция, ее богатство и слава пущены по ветру и втоптаны в грязь за десять прошлых лет.

А что впереди? Либо крах, либо новая жизнь. Совсем новая, где не будет места ни якобинцам, ни роялистам, где знатность будет определяться лишь заслугами перед страной, где единая воля правителя будет подкрепляться и прорастать волей сознательного народа. – Он вновь умолк, затем ухмыльнулся краешком губ. – Кажется, я размечтался.

– Отчего ж, – парировал Лис, – если удача на стороне Франции, то, глядишь, бурбонский пенек даст новую поросль.

– Ты имеешь в виду дофина?

– Я слышал, он спасся.

Генерал оглянулся по сторонам и взглядом указал на стоявших поблизости морских офицеров:

– Я тоже это слышал.

Чистильщик Гаспар был немало удивлен, когда я появился вновь, за считаные дни изрядно прибавив в звании.

– О, гражданин майор! – Он просиял, как золотой луидор. – Примите поздравления! Я думал, вас уже нет в Париже.

– Как видишь, все еще тут. – Я улыбнулся в ответ и поставил слегка запылившийся сапог на его ящик. – У меня к тебе дело.

– Всегда к услугам месье.

– Знаешь ли ты в Латинском квартале трактир «Шишка»? Там еще наверху небольшая гостиница.

– Как же не знать? Место известное.

– Вот и прекрасно. Держи монеты, это тебе за труды и на расходы. Отправишься туда, найдешь хозяйку, ее зовут Мадлен. Скажешь, что ее чрезвычайно желает видеть друг ее нового поклонника, такого, с перебитым носом.

– Ага, запомнил.

– Пусть возьмет экипаж и ровно в полдень окажется у аббатства Сен-Сюльпис. Я буду там и остановлю извозчика. Ты можешь найти среди них кого-нибудь неболтливого?

– Будет сделано. – Гаспар вновь протянул руку, я бросил еще пару монет. – Желаете еще что-нибудь? Может, вам отыскать укромную комнату?

– Это лишнее.

На лице мальчишки появилось заметное разочарование; весь его вид словно взывал к моему разуму: «Но ведь в фиакре же неудобно!..»

Покончив с чисткой обуви, я как ни в чем не бывало направился по своим делам. Фехтовальные сеансы с Бернадотом продолжались, хотя смятение, царившее в голове обескураженного гасконца, сказывалось на ловкости его рук. Судя по всему, Талейран был доволен моей работой, хотя сей факт вовсе не гарантировал мне доверия. Я то и дело замечал неподалеку от своей особы праздношатающихся, от оборванцев до кавалеров, неотрывно следящих за моими передвижениями. Оторваться от них, пожалуй, не составило бы особого труда, но попытка столь активных действий в моей ситуации была бы подозрительна. Потому я продолжал изображать послушную овцу, гуляющую по зеленому пастбищу, следя за тем, чтобы пушистая шубка не съехала, обнажая волчьи клыки.

– Мы бедные овечки, никто нас не пасет, – мерзко хихикая, пропел Лис, когда я, мирно прогуливаясь по аллеям Булонского леса, беглым взглядом демонстрировал старому другу то одного, то другого топтуна, уныло бредущего за мной по пустынным вечерним дорожкам. – Мы таем, словно свечки, ну, кто же нас спасет?.. Капитан, ты выяснил, кто за тобой бродит?

– Да кто его знает? Может, полиция, может, военная разведка, может, люди Талейрана, может, все вместе или по очереди.

– Ну, ты прямо ВЛИП-персопа. Надо будет попросить Шефа, пусть он к тебе тоже эскорт приставит. Могу даже выделить пару-тройку бойцов своего эскадрона.

– Все шутки шутишь? А мне вот с Мадлен объясняться, куда ты пропал, почему утром не зашел попрощаться и вообще, собирать по кусочкам ее сердце, разбитое вдребезги твоей не дрогнувшей на блузке рукой.

– Да ладно, не тушуйся. Скажи ей, шо я живу ежеминутно с ее именем на устах. Бывало, спросит меня генерал Бонапарт, какая главная достопримечательность Египта. А я ему – Мадлен! И глазами так – ух! В общем, напоешь, что я, тоскуя в разлуке, отмахиваюсь от пуль ее кружевным платочком…

– Насколько я помню, она не давала тебе кружевного платочка.

– Да? Нескладуха. Чей же тогда носовичок я нашел в кармане? Тогда скажи ей так: пули свистят вокруг меня, а некоторые даже пытаются просвистать сквозь мое бренное тело, и все оттого, шо у меня нет ее кружевного платочка. В общем, представь себе, шо ты – это я, и сделай робкую попытку очаровать женщину, не убивая при этом драконов и не спасая ее из рук вероломных разбойников.

– Лис!

– Понимаю, шо сложно. С непривычки даже болезненно, но я в тебя верю. Ты уже много лет работаешь со мной бок о бок и теоретически мог бы чему-нибудь научиться…

Закрытый фиакр, запряженный двуконь невыразительными булаными лошадками, не спеша катил вдоль ограды монастыря Сен-Сюльпис. Издали увидев экипаж, я повернулся и пошел в лоб на вилявшего за моей спиной филера. Тот опешил и попробовал было метнуться в сторону, но справа был высокий забор, а слева подъезжал фиакр.

– На, приятель, выпей. – Я вложил в его руку монету. – Не крутись под ногами. У меня свидание. – Невзрачный мужичонка, сопровождавший меня от самого военного министерства, что-то сдавленно булькнул и сжал кулак. Можно было держать пари, что в его отчете все будет выглядеть без сучка без задоринки. – Через полтора часа я буду у Люксембургского дворца, понял?

Топтун молча кивнул. Я открыл дверцу медленно едущего фиакра, запрыгнул туда и заключил в страстные объятия ничего не подозревающую Мадлен. Уверен, этот маневр филер еще мог наблюдать.