Владимир Свержин - Заря цвета пепла

– Вы упускаете из виду один факт, мой ангел.

– Какой же?

– Еще одного южанина, генерала Бонапарта.

– Но ведь у него, как вы сами говорили…

– Он снова во главе армии и, полагаю, если судьба и дальше станет ему благоволить, довольно скоро будет здесь. Талейран намерен столкнуть его с Бернадотом и, вероятно, предать военного министра, «коварного узурпатора», в угоду победоносному генералу Бонапарту. При любом раскладе монсеньор не захочет оставаться в тени. Он ведь Метатрон – указующий перст Божий! Все другие роли для него мизерны.

– Тогда что же?

– Пока я не могу дать однозначного ответа. Меня сейчас тревожит одно странное обстоятельство: в свое время человек, спасший дофина, пытался освободить из-под стражи короля, но его предали. Затем несколько раз готовил заговоры в надежде спасти королеву. И всякий раз ему мешало предательство. Сейчас ему вроде бы все удалось, но…

– Быть может, и нет, – тихо продолжила Софи.

Небольшие арабские суденышки, парусным вооружением напоминающие тартаны [60]Неаполитанского залива, облепили мощные, точно бычьи туши, корпуса британских линейных кораблей, спеша доставить на борт вино, фрукты и прочее продовольствие. Одна за другой лебедки поднимали затянутые дерюгой клетки. Босоногие, сухие, как галеты, загорелые александрийцы старательно опускали их на дощатые настилы.

– Поторапливайтесь! Поторапливайтесь! – командовал и без того расторопными грузчиками мамелюкский офицер, присланный беем для надзора за работами.

Высокий, худой, словно небольшая мачта, с переносицей, напоминающей латинскую букву s, он расхаживал по верхней палубе, покрикивал на взмыленных аборигенов и почтительно раскланивался с офицерами, греющими на солнце прохваченные вечной сыростью широкие спины. Дойдя до стоявших у борта деревянных клеток, он вытащил из складок кушака массивные серебряные часы и, настороженно поглядев на ползущую вверх по циферблату стрелку, прошептал: «Не опоздать бы…»

– Пусть шайтан искусает ваши пятки! – возвращая брегет на место, громогласно завопил надсмотрщик. – Пусть он вырвет волосы у вас на голове и пересадит на задницу!

– Что тут у вас? – Мичман вряд ли старше пятнадцати – шестнадцати лет от роду, должно быть произведенный в первый офицерский чин за недавнее сражение, подошел к распорядителю, единственному из местных дикарей владеющему английским.

Лицо Сергея перекосила такая гримаса брезгливости, что мичман невольно почувствовал начинающийся приступ морской болезни.

– Это порождение иблиса, мерзкая тварь, пожирающая грязь и порождающая грязь!

– Чего-чего? – посторонился мальчишка.

– Ни один правоверный не прикоснется к этой мерзости. Прости меня, юный господин, я не знаю, как вы едите это. У нас места, где ваши единоверцы, живущие здесь под рукой александрийского патриарха по милости нашего доброго бея, считаются нечистыми. Ибо по неразумию своему эти несчастные разводят там поганых богомерзких тварей.

Мичман собрал волю в кулак, на всякий случай положил ладонь на эфес офицерской шпаги и приподнял дерюгу. И тут же на готового отскочить парня с радостным хрюканьем уставились полтора десятка розовых, белых, пятнистых озорных поросят.

– Дьяволовы вилы! – придавая себе вид отчаянной суровости, от души выругался мичман. – А там что? – Он ткнул пальцем в следующую клетку, из которой слышалось постоянное шуршание.

– О, это милые зверьки, такие пушистые, такие веселые. За ними приходится далеко ездить. Зато из них готовят отличное жаркое. Я не помню, как они зовутся на вашем языке, но у нас весьма ценится это животное. В прежние времена оно почиталось священным, Осирис сходил на землю в его образе, а в верховьях Нила…

Молодой офицер подошел к клетке и заглянул под свисающий покров. Несколько секунд он смотрел, не отрывая глаз, точно не веря своим глазам и все еще надеясь, что навеянное жарой марево рассеется. Не тут-то было. И… словно две пружины, скрытые в ботфортах юного мичмана, отбросили его от клетки. Он судорожно пытался выхватить шпагу, но безуспешно. Над палубой, заглушая скрип балок, ругань матросов и гортанные крики грузчиков, пронесся душераздирающий вопль: «Зайцы!..»

Да, мы, англичане, – люди суеверные. Некоторые даже называют жителей британских островов чрезмерно суеверными. И что с того? Всякому из нас представляется более чем естественным готовить двадцать девятого сентября, в день святого архангела Михаила, жареного гуся, потому что это обеспечивает благосостояние семьи на целый год. Что же в этом плохого? Да, еще в XX веке у нас затыкали ватой розетки, опасаясь, что электрическая жидкость ночью может вытечь и сжечь дом. Подумаешь, невелика ошибка! Но ведь в результате жидкость не вытекла и дом не спалила?! А значит, вполне разумная предосторожность. Да, у нас всякий с детства знает, что увидеть кряду семь сорок – верная примета встречи с ведьмой. А уж если заяц перебежит дорогу, то это точно к беде. Ну потому что как же иначе? Всякому же известно, что образ этого длинноухого, с виду милого, но жутко вредного создания частенько принимают самые мерзопакостные ведьмы. А уж заяц на корабле… Да ни один английский моряк не останется на судне после такого! Корабль обречен на гибель! Конечно, можно попробовать как следует вычистить его от клотика до киля, затем по-новой освятить, а еще лучше – до освящения сменить название. Да и то, случись какая беда, хоть через год, хоть через пять, всякому будет понятно, чья тут вина.

Мичман шлепнулся на палубу и попятился, отталкиваясь каблуками, одновременно все еще пытаясь вытащить шпагу. И в этот миг, словно подтверждая худшие опасения англичанина, канаты, связывающие клетку, сами собой лопнули. Даже не лопнули – словно распались, обугливаясь в местах разрыва. И в тот же миг десятки развеселых длинноухих зверьков дружно бросились врассыпную, радуясь свободе. Через пару секунд такой же истошный крик раздался над палубами еще двух кораблей, стоящих на рейде. Бывший лейб-медик герцога Филиппа Орлеанского, бывший инспектор государственных красилен, а ныне – научный консультант генерала Бонапарта Клод Луи Бертолле не подвел. Как и было обещано, процесс обугливания и распада волокон манильского каната, пропитанного лично им приготовленным составом, при соприкосновении с кислородом продолжался ровно сорок пять минут.

Если бы команды оповестили, что корабли вот-вот разнесет в щепки взрывом порохового погреба, и то вряд ли это могло ускорить исход моряков с пораженного зайцами судна.

Мичман продолжал с хрипом пятиться назад. Вокруг него, точно собираясь поиграть с мальчишкой, резвились любимцы Осириса, шевеля длинными ушами и с интересом втягивая розовыми носами доносившийся с камбуза запах прелой капусты.