Игорь Харичев - Своя вселенная

«Изящное объяснение, – думал Астахов. – Конечно, Матур мог ошибиться. Всё равно, молодец. Ему хватило смелости не побояться авторитета Хокинга. В итоге – столь яркая работа… Он смог. А я – нет…»

От переживаний у Дмитрия разболелась голова. Он положил на стоящий рядом стул распечатку статьи, закрыл глаза.

– Что, притомился? – полез к нему с вопросом бойкий сосед.

– Притомился, – выдавил Дмитрий, чтобы его оставили в покое.

Что же, теперь это его крест? Будто гвоздь в голове. Как жить, работать? Чёрт бы побрал этих сволочей. Чтоб они сдохли от своих наркотиков. И поскорее.

«Матур молодец, – вернулась к столь важным для Дмитрия вещам его мысль. – Применить теорию струн к описанию строения чёрных дыр – красивая идея.»

Чувство, которое испытывал Астахов, правильнее было бы назвать не завистью, а ревностью. Он беззаветно любил науку, и всякий успех, достигнутый другими учеными, вызывал в нём приступ хрустальной ревности.

Дверь в палату издала ожидаемый звук. Появилась нянечка, подошла к его кровати. Предстояла процедура перевязки, долгая и довольно мучительная. Опять его везли по скучному коридору, опять снимали бинты, опять лечащий врач осматривал рану, спрашивал о самочувствии. А что изменилось? Головные боли по-прежнему донимали Дмитрия.

Возвращение в палату ознаменовалось ненужным вопросом соседа:

– Что, перебинтовали?

– Нет, – мрачно выговорил Дмитрий. – Отказали.

– Правда?! – худое лицо отразило неподдельное удивление. – Да ну, врёшь. Как они, это… откажут? И потом, твоя деньги заплатила.

Настал черёд удивляться Дмитрию.

– С чего ты решил, что заплатила? – строго поинтересовался он.

– А то не видно, как за тобой ухаживают.

– Я – известный учёный. – Астахов напустил важности на своё лицо.

– Сейчас учёные, это… не в ходу.

– Через десять лет я получу Нобелевскую премию.

– Нобелевскую?.. – Какими хитрыми стали жуликоватые глаза. – Когда получишь, заходи. Мы её, это… обмоем.

Дмитрий недовольно промолчал.

Надо было работать. Научные журналы, бумаги, распечатки статей из Интернета, принесённые Ириной, лежали на стуле рядом с кроватью. Дмитрий взял очередную статью, принялся поглощать слова, сгруппированные во фразы, постигать спрятанный в них смысл.

Фразы выстроились в утверждение, что международная команда астрономов разгадала загадку происхождения космических лучей – их порождают сверхновые звезды. Фотографии остатков сверхновой, которая взорвалась более тысячи лет назад, должны были подтвердить правоту авторов работы.

«Положим, то, что космические лучи вызваны взрывами сверхновых, предполагали давно,» – увлечённо размышлял Астахов, глядя в потолок. – Эти лучи открыли аж в тысяча девятьсот двенадцатом году. Они – поток частиц высокой энергии, преимущественно протонов, приходящих на Землю из мирового пространства. Часть из них связана с активностью Солнца, но подавляющая часть космических лучей приходит извне Солнечной системы, а возможно, и извне нашей Галактики. Вопрос о том, что порождает такие лучи, горячо обсуждался долгое время. Но только сейчас нашла подтверждение старая гипотеза…»

Мысль утекла куда-то в сторону. «Что истинно, а что ложно? – спрашивал себя Дмитрий. – Как узнать? Как выяснить правду? Зачем приходим в этот мир? Затем, чтобы прожить свою жизнь, не задумываясь ни о чем? Или для того, чтобы осмыслить, понять, разобраться, ответить на самые главные вопросы? А какие они, главные вопросы?.. Что есть жизнь? Вечна ли она? Как устроено мироздание? Что произойдет с нашей Вселенной в далёком будущем? Думаю, это и есть главные вопросы. И я один из тех, кто пытается найти ответы на них…»

Потом настало время худосочного обеда. Тележка привезла кастрюлю, стопку суповых тарелок и тарелки со вторым. Половник выполнил свою работу. Четверо получили постный борщ для самостоятельного употребления, среди них – Дмитрий. Пятого нянечка принялась кормить из ложки. Шестая койка была пуста – утром их сотоварищу стало хуже, его вернули в реанимацию.

Теперь уже Дмитрий не привередничал. Доел первое и получил бледную котлету с макаронами. Он старался не думать о вкусовых качествах еды. Здесь потребляли пищу для поддержания сил, а не для удовольствия. Впрочем, компот был на этот раз вкусный.

Тихий час Дмитрий использовал по назначению. То ли от слабости, то ли от окружающей обстановки он приучился к дневному сну. Приятно, знаете ли, уйти ненадолго в нереальную реальность. Забраться подальше в царство сновидений. Болтливый сосед прилежно посапывал поблизости от него.

Возврат к бодрствованию ознаменовало появление Ирины. Решительным шагом вошла она в палату. А следом за ней – Денис Хайтун, бывший сокурсник и коллега Астахова. Денис работал в академическом институте. Улыбка у него была какая-то виноватая, словно он имел отношение к тому, что стряслось с Дмитрием. Астахов поднял руку.

– Привет, Денис.

– Привет. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Только беспокоят головные боли.

– Как тебя угораздило?

– А что я, нарочно? – Дмитрий весело глянул на Ирину. – Денис думает, будто я там стоял и ждал, когда меня огреют.

– Ничего я не думаю, – немного смутившись, проговорил Хайтун.

– Ладно, присаживайтесь. – Астахов переложил на кровать журналы и распечатки. – Денис, там ещё один стул есть. Возьми его.

Посетители уселись.

– Вот, стараюсь не отстать. – Дмитрий указал на статьи, лежавшие рядом. – Наука так стремительно развивается. Столько интересного. Уйма информации приходит каждую неделю. Какое, всё-таки, время благодатное. Что там Хорган выдумывал про кризис науки. Нет никакого кризиса… – С благостной физиономией он глянул на Дениса. – А ты продолжаешь утверждать, что Вселенная фрактальна?

Улыбка Дениса обрела мягкую, снисходительную тональность.

– Моя позиция прежняя. Нельзя отождествлять нашу Метагалактику со всей Вселенной, говоря о её расширении, о Большом взрыве и так далее. – Голос Дениса был вкрадчивым и, в то же время, непреклонным. – К тому же, доказательств того, что расширяется вся Вселенная, не существует. Напротив, если Вселенная фрактальна, она в принципе не может расширяться.

– Мы живём в замкнутой Вселенной, – незамедлительно возразил ему Астахов, – которая в начале Большого взрыва была много меньше… грецкого ореха. Да она может быть такой и сейчас. Ещё Фридман предположил, что масса замкнутой космической системы масштаба Вселенной равна очень малой величине, что делает возможным размещение вселенных в элементарных частицах.

Денис не думал сдаваться. Упрямое выражение светилось на его смуглом скуластом лице.

– Как ты знаешь, плотность космических объектов стремительно падает с их размерами. Звезда, скопление звёзд, галактика, скопление галактик, наша Метагалактика. Экстраполируя эту последовательность, Идлис ещё в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году пришёл к выводу, что «бесконечная» плотность Вселенной равна нулю. – Он смотрел на Дмитрия пристальным взглядом, будто изучал его. – А плотность всякого фрактала, расположенного в реальном трехмерном пространстве, тоже равна нулю. Настоящие фракталы обладают пустой структурой, которая при проникновении в неё как бы расступается до бесконечности. Вселенная, судя по всему, является единственным настоящим фракталом. Но, имея нулевую плотность, фрактальная Вселенная незамкнута.