Андрей Биверов - 13-й Император. «Попаданец» против Чертовой Дюжины

Тем временем Николай, подойдя, подхватил застывшего словно в столбняке писателя под локоть и проследовал с ним к ближайшему окну.

— Федор Михайлович, — начал разговор Николай, — я недавно ознакомился с вашей повестью «Записки из Мертвого дома» [24] «Записки из Мертвого дома» — произведение Федора Достоевского, состоящее из одноименной повести в двух частях, а также нескольких рассказов; создано в 1860–1861 годах. и впечатлен вашим литературным талантом. Признаюсь честно, сразу после прочтения мне захотелось встретиться со столь большим знатоком человеческих душ и выразить ему благодарность за время, проведенное в чтении.

— Благодарю, ваше величество. Я польщен, — заплетающимся языком пробормотал писатель. Федор Михайлович еще никогда не становился объектом столь высокого внимания, и ему было откровенно не по себе.

— В ответ на радость, доставленную мне вашими книгами, я хотел бы сделать ответный подарок. Осведомившись у Дмитрия Николаевича, я узнал о вашем скромном денежном положении и скорбном здоровье вашей супруги и брата. [25] Первая жена Достоевского, Мария Дмитриевна, скончалась 15 апреля 1864 года от тяжелой формы туберкулеза. Михаил Михайлович Достоевский, старший брат известного писателя, умер 10 июля того же года от «разлития желчи».

— Да, ваше величество, — смущенно и одновременно испуганно ответил Достоевский, — моя жена действительно нездорова, доктора находят морской климат столицы вредным для нее. Я уже перевез ее во Владимир, надеюсь, что выздоровление вскоре последует. К величайшему горю, средства не позволяют мне оказать ей какой-либо медицинский уход. Но что касается других моих родственников, то все они, насколько мне известно, вполне здоровы.

На этом он замялся, не зная, что говорить дальше. Федор Михайлович был в растерянности. С одной стороны, о болезни жены и денежных затруднениях знали многие, но чтобы сам император интересовался делами каких-то литераторов и их семей… Нонсенс!

— Странно, — несколько наигранно поднялись брови на высочайшем челе, — граф Блудов утверждал, что ваш брат Михаил Михайлович хвор болезнью почек.

— Нет, нет, — замотал головой Достоевский, — Михаил совершенно здоров. Во всяком случае, был таковым, когда мы встречались в прошлом месяце, — неуверенно добавил он, чуть помолчав.

— Ну что ж, — улыбнулся писателю Николай, — мне отрадно это слышать. Однако я бы на вашем месте все-таки сверился о здоровье брата. Граф говорил о его болезни весьма уверенно. И его информация касательно Марии Дмитриевны оказалась верна, ведь так? Состояние вашей жены вызывает опасения, — сказал император и вопросительно посмотрел на собеседника.

— Увы да, ваше величество, — согласился Федор Михайлович. — Чахотка творит с людьми страшное… но я не теряю надежд на излечение.

— Это похвально, — закивал государь, — но туберкулез — болезнь прескверная, я думаю, вашей супруге куда лучше будет отдохнуть в надлежащем врачебном учреждении…

Николай Александрович сделал знак рукой, и стоящий рядом ординарец подал Достоевскому плотный конверт с сургучной печатью.

— Здесь приглашение для вашей супруги посетить туберкулезный санаторий доктора Бремена в Силезии. [26] Г е рман Бр е мер (нем. Hermann Brehmer, 14 августа 1826, Курч — 28 декабря 1889, Герберсдорф) — немецкий врач, организатор первого в Германии туберкулезного санатория. В 1863 году Бремер открыл в Селезии, в деревне, которая находилась в хвойно-лесистой местности на высоте 518 м, больницу для пациентов с легочными заболеваниями, в которой больные лечились находившимся здесь в изобилии высокогорным свежим воздухом, усиленным питанием, а также гимнастикой под строгим наблюдением медицинского персонала. Поначалу этот первый в Европе санаторий располагался в нескольких коттеджах, но в дальнейшем он увеличился до 300 коек. Результаты такого лечения оказались эффективнее всего, что использовалось ранее. Все последующие санатории создавались по его образу и подобию. Лечение уже оплачено, не беспокойтесь.

При взгляде на конверт Федор Михайлович застыл в нерешительности. Конечно, он по-прежнему любил жену и по-своему о ней заботился. Федору было мучительно больно видеть ее непрекращающиеся приступы глухого кашля, которые, казалось, ломали изнутри хрупкое тело Марии. Однако человек слаб… Писатель уже не мог заставить себя оставаться рядом с мучающейся женой.

Он сбежал от нее, ему стыдно было в этом признаться, но сбежал, сбежал. Уехал в Европу, оставив жену на попечение близких. Пустился во все тяжкие, закрутил любовный роман с прелестной г-жой Сусловой, встреченной им в Париже, проигрался в рулетку…

Но в голове так и крутилась мысль, которую не заглушали ни страстные вздохи любовницы, ни шорох фишек в казино, мысль о том, что он оставил жену в одиночестве, подталкивая ее к смерти… Голос совести…

И он вернулся, вернулся, почти убедив себя, что на все божья воля, что смерть супруги предрешена, что надо успокоиться и принять ее скорую смерть, сколь бы тяжко это ни было. И тут… такой поворот судьбы.

Конверт в руках государя одновременно и манил, и отвращал его от себя. Взять… или не взять? Отбросить уже принятую мысль о скорых похоронах жены, принять помощь и остаться с ней? Или отказаться, убедить себя, что уже все решено на Небесах, что нужно забыть и двигаться дальше, туда, куда его манят плотские соблазны? Да, слаб человек, слаб…

Глубоко вздохнув, Достоевский решительно взял конверт из руки Николая II и прижал к груди. Перекрестившись и склонив голову, скрывая набежавшие в глаза слезы, Федор дрогнувшим голосом прошептал:

— Благослови вас Бог, ваше величество. Благослови вас Бог за вашу доброту.

— Вам нет нужды меня благодарить, Федор Михайлович, — пожал плечами император и, чуть помолчав, продолжил: — Могу я попросить вас об одном одолжении?

— Да, да, конечно, ваше величество, — быстро закивал Достоевский. — Все, что в моих скромных силах.

— Отлично, — улыбнулся Николай. — Вы не могли бы встретиться с Николаем Павловичем Игнатьевым завтра в одиннадцать утра в его кабинете в Зимнем? Он тоже большой ваш поклонник и имеет к вам деловой интерес. Связанный с солидным материальным поощрением. Вы согласны?

— О да, конечно, ваше величество, — как китайский болванчик, снова закивал Федор Михайлович. Сказать, что писатель был в затруднительном положении, — значит ничего не сказать. По собственному выражению, в Европе он проигрался «весь, совершенно дотла». К слову сказать, роман «Игрок», который Федор Михайлович еще только задумал, будет практически полностью автобиографичен и основываться на его недавней (в августе-сентябре 1863 года) поездке в Баден-Баден. Так что слова о материальном поощрении упали в плодородную почте.