Андрей Биверов - 13-й Император. «Попаданец» против Чертовой Дюжины

Итак, выбирать придется из двух невест. Обе довольно хороши собой, отметил я, быстро припоминая доступные в дневнике черно-белые фотографии. И обе, как показали исторические события моего мира, больших выгод для России не принесут. Свадьба с Дагмар делает нас с Данией союзниками. Только вот всего через год состоится война, в которой Пруссия здорово потреплет датчан, и мне об этом известно. Как известны и последствия этой войны для России — вечно плохие отношения с Германией, ведь Дания ко времени скорой войны будет нашим союзником. А нам оно надо, вешать себе на шею эти проблемы? С другой стороны, женитьба на Луизе тоже ничего сильно хорошего нам не дает. Как с Британией конфликтовали, так и будем конфликтовать. Разве что отношения чуточку потеплеют. Хотя по здравом размышлении этого нам и надо. У меня ведь какие планы на ближайшие двенадцать лет? Сидеть и не высовываться! Ну, разве что кочевые племена киргизов с туркменами и узбеками в Средней Азии погонять. Бухара, Хива, Кокандское ханство… Они сами чуть ли не в руки упали, настолько превосходство русских солдат над местными было велико! Нам даже выгодно немного притормозить экспансию. Все равно ее плодами мы сейчас воспользоваться не можем. Впрочем, как и Британия не может захватить намного больше захваченного в нашей истории. Далеко-с. И не только от туманного Альбиона далеко. От моря. Как войска снабжать, порядок в колониях поддерживать в такой дали от метрополии? Вот то-то и оно.

А, да, чуть не забыл! Кроме всего прочего, я узнал из дневника, что Луиза, в отличие от большинства английских принцесс, не была носительницей гемофилии. Вопрос о ее генетическом здоровье представлял для меня огромную важность в связи с тем, что такого наследника и сына, какой был у последнего российского императора, мне и даром не надо.

Мне удалось выяснить этот столь важный для меня факт из тотального увлечения двадцать первого века, заключавшегося во вскрытии захоронений и ковырянии в ДНК давно умерших людей бог знает с какими научными целями. Как оказалось, не такими уж и бесполезными, для меня по крайней мере. В общем, благодаря безвестным ученым, я точно знаю, что генетический сбой Виктории на Луизе не отразился.

Ладно. Значит, на данный момент лучше, чем Луиза, невесты не сыскать. Срочно передам новость в МИД, пусть отправляют соответствующие запросы — ну им виднее, как это все делается. А я пока сейчас ей письмецо какое-нибудь личное напишу. Желательно со стихами… Кстати, тут все просто, не могло в Англии хороших поэтов в двадцатом, еще будущем, веке не быть. Вот что-нибудь хорошее оттуда и спионерим…

Я откинулся на спинку стула, окончив письмо, в котором пылко признавался о том, что уже давно тайно мечтаю о нашей будущей встрече. Мечтаю с тех пор, как только мне попался на глаза ее портрет. После чего я, не откладывая дела в долгий ящик, объявил о выборе невесты родным и распорядился запустить обычный в таких случаях механизм согласований и утряски деталей.

Я стоял у высокого окна своего кабинета, давно ставшего мне привычным и даже родным — столько времени в нем я проводил. Держалась безветренная морозная погода, и медленно падающие с неба, кружащиеся в беспорядочном хороводе снежинки навевали на меня чувство легкой хандры.

Шел первый день февраля 1864 года от Рождества Христова по новому, недавно принятому в Российской империи новоюлианскому календарю. Моим монаршим указом 19 декабря стал последним днем 1863 года. Ложившиеся спать в тот день балагуры шутили, что империя как один косолапый зверь, с которым ее постоянно олицетворяют, на две недельки завалится в спячку. Что, впрочем, не помешало им отметить Новый год, исправно празднующийся еще со времен Петра Великого. Причины, побудившие меня принять именно новоюлианский календарь, были так же просты и очевидцы, как очевидна нужда устранения разрыва в датах по григорианскому календарю во многих западных странах и юлианскому в России. Новый же календарь удовлетворял всем требованиям, которые можно было бы пожелать. Он был еще более точен, чем григорианский, являясь продолжением нашего «родного», православного календаря. Таким образом, меня трудно было обвинить в бездумном преклонении и копировании всего европейского, а результат был достигнут. Правда, лет через 400 разрыв между календарями снова появится… но уже не по вине нашего более точного календаря.

Я стоял и вспоминал два прошедших месяца, с трудом подавляя чувство глухого раздражения, постоянно сопутствующее этим неприятным для меня воспоминаниям. Я, наивный, думал, что после того как сильно меня торопили с выбором невесты, считай со свадьбой, сборы в поездку к нелюбимым мной островам будут начаты сразу же после оглашения родными моего выбора. Как же я ошибался! Мгновенно выяснилось, что честь и достоинство русского императорского дома могут пострадать из-за такой спешки. Так что готовиться начали по всем правилам, долго и с расстановкой, слава богу, я в этом почти не участвовал. Но этого «почти» вполне хватило мне, чтобы осатанеть от приготовлений, и, что самое главное — я был практически не в состоянии заниматься своими делами. Меня постоянно дергали, мое мнение спрашивалось буквально по любому вопросу, а после его оглашения тут же оспаривалось, что доводило меня до медленного закипания. Неужели они не понимают, что мне полностью все равно даже, на каком именно корабле я поплыву, не говоря уже о том, во что именно я буду одет, сойдя на берег, или какой мундир будет на мне на балу, непременно организованном в честь моего приезда…

Но вот, наконец, последние приготовления к моему отплытию подходили к концу. Вещи были уложены, корабль готов, все необходимые распоряжения отданы. Даже матушка, наконец, кажется, определилась со всеми своими платьями.

Оставалась только одна нерешенная проблема. Висела она надо мной дамокловым мечом аж с ноября прошлого года. С памятного дня представления Манифеста об удельных крестьянах в Совете министров. Признаться, меня поразила тогда та поддержка, которую я получил со стороны Николая Карловича Краббе. Морской министр, казалось бы, человек очень далекий от земледельческой тематики, с неожиданным знанием дела и незаурядным талантом оратора выступил в защиту моей идеи с освобождением крестьян без выкупа. Более того, свои аргументы он представил так ловко и умно, что не согласиться с ними было нельзя. Мне этот эпизод запомнился, и после заседания я хотел встретиться с Николаем Карловичем наедине — поблагодарить его за оказанное содействие. Меня снедало любопытство, откуда адмирал так хорошо знаком с этой темой. Однако вскоре после заседания министр заболел, и нашу встречу пришлось отменить. Позднее, занятый более насущными проблемами, я и вовсе и думать забыл про этот случай, списав все случившееся на энциклопедическую эрудированность адмирала, благо Николай Карлович действительно славился как человек глубокого ума и обширных знаний. Но вопросы, вопросы-то остались…