Александр Мазин - Легион против Империи

— А кто собирался сирийскую автономную республику устраивать? — с иронией напомнил Коршунов.

— Так не устроил же. И вообще: автономия — это тоже в рамках империи. Просто прав побольше.

— Ты всё еще думаешь, что империя — это хорошо? — серьезно спросил Коршунов.

— Я родился в империи, — ответил Черепанов. — И я люблю имперский порядок. И закон. Одинаковый для всех. Империя, Лёха, это единственное место, где простой человек может чувствовать себя в безопасности и гордиться тем, что он — простой человек… хм… великого государства. Меня этому учили, Лёха. И пусть то, чему меня учили, мало соответствовало действительности, но, поверь, это было такое вранье, в которое очень хотелось верить! Можешь надо мной посмеяться, но я действительно верю, что такое возможно.

— Да Бог с тобой, Генка! Верь во что хочешь! — весело отозвался Алексей. — А я спать пошел. К Насте. — Он поднялся и уже стоя на ногах, сказал:

— Я не стану спорить с тобой. И смеяться тоже не стану. Но я сам — простой человек и хочу, чтобы ты знал: если для счастья моей Анастасии мне придется разрушить империю, я не задумаюсь ни на секунду!

И ушел.

— Ага… — пробурчал ему вслед Черепанов. — Простой человек… Простой, блин, король варваров и по совместительству римский легат… Разрушать-то любой горазд, а у меня, может, мечта…

И тоже отправился в шатер. К Коре. Ради которой он тоже был готов разрушить империю, но предпочитал всё же найти способ сохранить и то, и другое.

Истукан по имени «Врата Горизонта» стоял на пригорке. За просторной оградкой из стоячих камней. Выглядел внушительно. Традиционные дары громоздились почему-то не у подножия, а на приличном отдалении.

Черепанов вопросительно взглянул на Ачкама.

— Ближе — нельзя, — сказал сарматский вождь. — Это злой бог. Может схватить тебя и забросить дальше края мира. Такое случалось.

Сарматский шаман подбежал к оградке, заплясал, замахал лошадиным хвостом.

На него не обращали внимания. Сарматы — по привычке, остальные — потому что разглядывали истукана. Идол выглядел колоритно. Устрашающе. Нездешне.

— Слышь, Ген, а ведь это почти поп-арт, — по-русски сказал Коршунов.

— Может быть. Я в этом не разбираюсь. Зато почти уверен, что здешними технологиями такое не изготовить.

— Почему так решил.

— Посмотри, какие узоры, какие изгибы…

— Ну и что? В Риме и не такое режут…

— Так то — в Риме, — покачал головой Черепанов. — Здешних «каменных богов» видел? Булыжники булыжниками.

— Допустим, ты прав, — согласился Коршунов. — Хотя я легко могу допустить, что могли и местные постараться. Или какой-нибудь взятый в плен зарубежный ваятель.

— Ага. Ты объем работ прикинь. Это же гранит, а не туф. И добавь к этому то, что наш источник сигналов где-то поблизости.

— Где-то — это не значит прямо здесь, — возразил Коршунов. — Вот была бы у нас рация… Ладно, допустим, перед нами артефакт чужинского происхождения. Источник сигналов тоже тут. Значит, что выходит? Инопланетяне артефакт подкинули?

— Шут его знает, — вполне серьезно ответил Черепанов. — А чего, кстати, ты ждал? Бога Вотана с радиопередатчиком? Надо бы поближе глянуть. Вдруг у него антенна из спины торчит?

— Ну, так давай подъедем, поглядим, — ответил Коршунов и тронул коня.

— Не стоит, Аласейа, — негромко сказал Ачкам, заметив это движение. — Что, если бог утянет тебя?

— Тогда ты проводишь моих друзей домой, — сказал Коршунов. И, по-русски: — Поехали, Генка!

Алексей пошутил. Он не верил, что с ними может что-то случиться. Во всяком случае, что-то нехорошее. Коршунову так долго твердили о его невероятной удачливости, что он и сам в нее уверовал. Но ведь были же основания!

— Твои друзья вернутся домой, — очень серьезно ответил Ачкам. — Обещаю!

— Эй, а вы куда? — воскликнул он, увидев, что Анастасия и Корнелия тоже двинулись за ними. — Настя, ты же слышала, что вождь сказал!

— И ты думаешь, я испугаюсь какого-то каменного кумира? — надменно произнесла Анастастия. — Господь защитит меня от происков беса.

— Не надо, Кора, это может быть опасно! — встревожился и Черепанов.

Корнелия покосилась на гречанку. Как можно допустить, что она, дочь и внучка императоров, боится, когда не боится какая-то девка из Антиохии!

Но мужу она заявила другое:

— А если что-то случится с тобой? Хочешь оставить меня одну в этой дикой степи?

Так что к идолу они поехали вчетвером.

Сарматский шаман попытался воспрепятствовать, но Ачкам прикрикнул, и шаман убрался с дороги.

Антенны в спине идола не наблюдалось. Но и без антенны он выглядел весьма неординарно. Вблизи он оказался еще причудливее, чем издали. Выяснилось, что у каменюки обработаны все четыре грани, и с каждой пялится своя образина. Все — разные. Объединяло их одно: от всех четырех чудовищных ликов сквозило мистическим ужасом. Резал их настоящий гений.

Женщины и Алексей остановились в пяти шагах, а вот Черепанов спешился и, держа коня в поводу, подошел к идолу вплотную.

— Ну и что дальше? — поинтересовался Коршунов. — Споем для него «Прощание славянки» и поедем домой?

— Знаешь, Лёха, кого мне напомнил этот сарматский бог… — произнес он задумчиво.

— Кого?

— Януса, — сказал Геннадий. — Помнишь? Двуликий бог Порога. И врат, кстати. И времени — по совместительству. Только у Януса два лица, а у этого — четыре. А еще, Леха, хочу тебе напомнить, что Янус — мой бог-покровитель. И обрати внимание… — он поднял руки и продемонстрировал татуировки на запястьях: «CCC» на правой руке и «LXV» — на левой [95] Будучи не только богом врат, но и богом времени, Янус имел на правой руке начертание «CCC» (римское «300»), а на левой «LXV» (римское «65»), что соответствовало количеству дней в году. . Затем торжественно, хотя и не без иронии произнес:

— Сальве, старший брат двуликого Януса! Прими от нас дар уважения и одари нас согласно нашим желаниям и твоей щедрости!

Подмигнул Коршунову и возложил руки на гранитную глыбу.

И идол исчез.

За спиной Черепанова вскрикнула Корнелия. Геннадий стремительно обернулся… И сам едва сдержал возглас удивления.

Исчез не только идол. Исчезла каменная загородка вокруг капища. Исчез сарматский шаман. Исчез Ачкам с воинами. Исчезли готы Агилмунда. И сам Агилмунд.

Вокруг лежала первобытная степь, а от всей команды остались лишь они четверо: Леха, Настя, Кора и сам Черепанов. Зато степь не изменилась. Нет, все-таки изменилась. Вон тот холм определенно стал пониже. И этой рощицы справа раньше не было.

— Ни фига себе… — по-русски пробормотал Коршунов. — Генка, ты его что, в рукав спрятал?