Сергей Шкенёв - Спецназ Его Величества. Красная Гвардия «попаданца»

– Так не мужиком же ее называть?

– Зови вашей светлостью, не ошибешься.

– Так ведь это…

– Зови-зови, я тоже редко ошибаюсь.

– Чудны дела твои, Господи! – перекрестился Григорий. – А вообще, Ваше Превосходительство, как она на саблях-то?

– Ну… супротив нас с тобой и сейчас не устоит, да и с янычаром каким не дай бог встретиться, но пару разбойников на дороге положит не запыхавшись. Большего и не нужно.

– А я-то подумал…

– Не думай, дурак потому что! Чай, не людей на куски пластать учил, а вальсы вальсировать. С менуэтом долго провозились – скорости в нем нет, будто пудовыми булавами бьешься.

– Это точно.

Старики немного помолчали, вспоминая давние сражения, и Порфирий Петрович вдруг шлепнул себя ладонью по лбу:

– Совсем из головы вылетело… В Сергач людей послал?

– Так точно, и ответ ужо получен. Зачитать письмецо?

– Своими словами обскажи.

– Обещались быть всенепременно к масленой неделе.

– Не обманут?

– Сергачи-то? Они обманывать не умеют.

– Смотри у меня, Григорий! Кутузов лично просил посодействовать, как бы не осрамиться перед Михаилом Илларионовичем.

– Слово твердое, не подведем. А ведь высоконько взлетел наш-от подпоручик!

– По уму. Мишка завсегда головой славился.

– Нешто славнее вас, Ваше Превосходительство?

– Нашел с кем сравнивать. Против нас с тобой, Гриша, любой фельдмаршал сущим ребенком выглядит.

– А в чинах он, а не мы.

– Да разве в бабьи царствования военного человека за ум ценили? Сам знаешь, за что ценили. Да не прячь рожу-то, один раз не считается.

– Угу, – кивнул Григорий и на всякий случай повернул подаренный когда-то перстень камнем внутрь. – Нынче по уму чего не послужить.

– С сергачами не опозоримся, глядишь, и позовет Павел Петрович обратно на службу.

– Точно?

– Точнее и быть не может.

Григорий тут же объявил:

– А прогуляюсь я сам до Сергача, так оно надежней будет.

– Правильно! Послужим еще, Гришенька!

Документ

«Вот пистолеты уж блеснули,

Гремит о шомпол молоток.

В граненый ствол уходят пули,

И щелкнул в первый раз курок.

Вот порох струйкой сероватой

На полку сыплется. Зубчатый,

Надежно ввинченный кремень

Взведен еще.

Из собрания сочинений генерал-лейтенанта А.С. Пушкина, том 6, стр. 512».

Москва, Покровка, дом князей Трубецких

– И как в таком виде ты поедешь, друг мой? – Супруга печально оглядела наряд князя Сергея Николаевича, известного в свете под прозвищем Трубецкой-Комод. – Хоть бы ленту поверх шубы надел, ведь как есть с купчишкой спутают.

– Матушка, экономический штиль в платье ныне куда как моден. Да появись я в Вокзале расфранченным, стыда не оберешься.

– Крохоборство и грошовничество эта мода, – сурово поджала губы княгиня. – Нелединский, говорят, до того скареден стал, что весь вечер в доме лишь одну сальную свечу жжет.

– Двенадцать копеек стоимости против полтины за восковую… Недурно Юрий Александрович считает, за год чуть не на полторы сотни разницы набегает. Умнейший человек.

– Скряга он!

– Не говори глупостей! – рассердился князь и в сердцах топнул ногой. К сожалению, валенок на паркете не звучал, и должного впечатления не получилось. – Нелединский только в этом месяце получил два письма от императора Павла Петровича и прекрасно знает, какие ветры веют в столице.

– Так уж и от государя?

– Я их сам видел.

– А что же тогда опалу не снимает?

– Юрий Александрович пребывает в резерве Верховного Главнокомандования. Так, во всяком случае, было написано, – объяснил Сергей Николаевич и в последний раз посмотрелся в зеркало. – Лапушка моя, тебе не кажется, что поясные кобуры недостаточно скромны?

– Куда скромнее-то? Как от старьевщика принесены, хуже только у князя Долгорукова-Балкона.

– Замечательно! – К Трубецкому, которому сия невзрачность обошлась без малого с два ста рублей, опять вернулось прекрасное расположение духа. Без пистолетов на бульваре нынче лишь дамы да неотесанные провинциальные недоросли, но только искушенный человек может следовать моде, не впадая в крайности. – Душенька, к ужину не жди, зван для разговору к генерал-губернатору.

– Кто еще будет? – живо заинтересовалась дражайшая половина, за болезненным своим состоянием вынужденная уже полгода сидеть дома безвылазно.

– У Христофора Ивановича не бал собирается, одни будем. Все, я упорхнул.

Упорхнул бы, но грубая проза жизни заставила окунуться в обыденные заботы, увы. Да, увы еще раз! Едва только спустился с лестницы в прихожую, как тут же набежали слуги, будто специально подкарауливавшие князя. И с престранными требованиями… Неужели и вправду опять наступила суббота и пришла пора выдавать жалованье? Вот черти ненасытные, ведь на прошлой неделе заплатил, и вот снова просят.

– Занят я нынче важным государевым делом! – отмахнулся Трубецкой, лишь слегка покривив душой. По безделице, конечно, генерал-губернатор вызывать не будет, но связан ли предстоящий разговор с визитом императора? – И мелких денег нет, ждите до вечера.

И тут Сергей Николаевич говорил сущую правду. Предпочитая умалчивать о самой малости – кроме мелких, в доме отсутствовали и крупные деньги. Совсем отсутствовали. За последнее время дела пошатнулись настолько сильно, что пришлось потихоньку распродавать драгоценности. Имения, до того приносившие неплохой доход, забраны в казну, должности нет, на военную службу по возрасту не берут, причитающаяся отставному генерал-поручику пенсия истребована за год вперед… Все сволочь Шепелев, отговоривший дать крестьянам вольную и перевести на аренду – он уверял, будто настроение Павла Петровича изменчиво и торопиться не следует. Самому-то ему что… полученное за женой приданое позволяет в ус не дуть при любых переменах. Шутка ли, самого Баташова зять! И железные заводы на Выксе новой политике отнюдь не противоречат. Как есть сволочь!

Может, у него и перехватить тысяч десять-пятнадцать? Или напоить до изумления да на игру уговорить?

– Никак не можно до вечера ждать, ваша светлость! – Сутулый старик с бородой и голосом, более подходящими дьякону, чем истопнику, почтительно поклонился. – Ить по субботам добры люди в баню хотят, а как без денег-то? Никак не можно ждать.

Князь сердито засопел и принялся расстегивать широкий ремень с кобурами, пытаясь добраться до карманов. Вдруг там завалялись рубль али два? Лучше, конечно, сто. Прислуга, неправильно поняв движение, отпрянула:

– Ваша светлость, мы подождем!

– Цыть, ироды! – Трубецкой вытащил откуда-то из-под шубы тонкую золотую цепочку – она осталась после продажи часов, оцененных ровно в две сотни рублей, отданных за кобуры. – Хватит?