Павел Дмитриев - Зерна отольются в пули

В приемной послышался шум, неужели еще еще кого-то несет на мою голову?! Отстоит секретарша отдых директора, или… Дверь распахнулась с треском, и в кабинет влетела неожиданно колоритная парочка – Анатолий и Федосей Абрамович. Я едва успел накинуть обратно пиджак, тут уж не до тонкостей советского этикета, скрыть бы пятна пота.

— Извини, Петр, — первым начал капитан КГБ, — тут вопрос серьезный.

— Что такое? — я откинулся в кресле, всем видом демонстрируя крайнюю степень недовольства.

— Вот! — незаметно успевший разместиться за столом снабженец успел расстегнуть свой портфель, и вытащить мне под нос кучку странных бумаг. — Петр Юрьевич, вы подписывали третьего дня…

— Да… — я начал просматривать невзрачные, много раз правленные от руки, а потом взятые под скрепку листочки-требования на всякую мелочевку. — Там что, полкило героина кто-то вписал?

— Хуже! — мрачно подтвердил Анатолий, размещаясь в свою очередь на стуле. — А при чем тут немецкое лекарство для морфинистов? 399 399 В немецких (ФРГ) аптеках героин можно было купить до 1971 года. Или ты что-то другое имел в виду?

— В смысле? — от удивления я оторвал глаз неровных машинописных строчек. — Какое лекарство?!

Но Федосея Абрамовича явно мало интересовали наркотики:

— Да вот же! — он неожиданно изящно протянулся через стол и ткнул мощным, прокуренным до желтизны ногтем в нужную строчку. — Спирт для секретной ЭВМ, — продолжил он, понизив голос. — Между прочим, вам надо, так могли и сами забирать его, а оно как будто мне надо? Нет, я конечно не против, но порядок и вообще не положено, хотя есть у нас на складе спирт, литров тридцать, именно столько я готов вам отлить, прямо хоть сейчас.

— Какая ЭВМ? — я попытался вникнуть в тему. — Что за спирт? Какое лекарство? Мне ничего не нужно!

— Да ваша ЭВМ, понятное дело, что секретная, раз вы к ней никого не пускаете, — аккуратно гнул свою линию снабженец. — Вот для нее все и сделали по норме расхода, семьсот сорок грамм на месяц, отдельной строкой.

— Спирт? — зачем-то переспросил я. — Так и написано, «для секретной ЭВМ»?

— Угу, сам не видишь разве, — подтвердил Анатолий, и с недоброй укоризной покачал головой. Не иначе, зомбирует его Семичастный у меня за спиной.

— Да ну вас к лешему… — не на шутку обиделся я. — Вы что, всерьез решили, что я мог такую глупость сделать?

— А на … подписывал не глядя?! — в ответ деланно набычился Анатолий. И видя мое притворное раскаяние, выдал совсем детское заключение: — Вот ж.па!

— Но ведь успели остановить бумагу! — порадовался я. Появление «секретной» ЭВМ в официальной документации НИИ суть явный перебор для паранойи времен разгара холодной войны. — Значит молодцы! Осталось только найти злодея, который эту подлянку сотворил…

Однако рассмеяться мне не удалось. Какая-та мягкая, но сильная рука внезапно перехватила горло. Одновременно тот же самый незаметный враг ударил меня в грудь, причем не просто так, тупая боль мгновенна расползлась по всему телу, от кистей сжатых в кулаки рук до пяток. И самое плохое, навалилась сильнейшая слабость. Так что я смог только прохрипеть:

— Воды дайте!

Дальше было движущееся полотенце перед мордой лица, противные таблетки под языком, скорая, и испуганное до мраморной белизны лицо жены. Все подозревали, что я получил классический сердечный приступ, и встал на прямую дорогу советского руководителя-подвижника, а именно «пяток инсультов, пара инфарктов, смерть на рабочем месте в пятьдесят лет, торжественные похороны за счет профсоюза, и в окончание – крашенная серебрянкой пирамидка с красной звездой». Расстроился и я, но диагноз врачей реально обрадовал, оказывается, я элементарно перегрелся на солнце, и заработал пустяковый тепловой удар. Однако поверили в это только непосредственно общавшиеся с медиками Катя и Анатолий. Да я и не пытался никого убедить – в СССР подобное извращенное «самопожертвование» и наплевательство на собственное здоровье не сказать что поддерживалось официально, но… Руководитель «без инфаркта» многим казался «ненастоящим»! Так что мне только и осталось, как начать курить, причем желательно не менее пары пачек сигарет в день, и можно было окончательно «сойти за своего».

Что до злосчастного спирта, то расследование было недолгим. Я сильно подозревал шаловливый разум Федора, но… На самом деле врагом трудового народа оказался благополучно уволившийся сантехник. Этот гад умудрился походя бросить совет одной из недалеких монтажниц, и та, не сильно задумываясь, вписала «спирт для секретной ЭВМ» рядом с канифолью, набором надфилей, скальпелем, и прочей чепухой. Далее бумага совершила эпическую победу бюрократии над секретностью, обрастая подписями и солидностью, она пошла через двух машинисток, мастера, начальника участка, зама по науке, меня… Какая-то девочка из бухгалтерии даже нашла норму расхода, и исправила количество с посконного «литра» на «обоснованные» «семьсот сорок граммов», а главбух «шлепнула» свою подпись. И только Федосей Абрамович спас нас с Анатолием от… Уж не знаю точно, насмешек или выговора.

Без последствий мое «выпадение в осадок» все же не обошлось. Не миновала недели, как меня с Катей, пригляд в виде Анатолия, и чуть не половину сотрудников очень аккуратно, но настойчиво погнали в отпуск. Да я и не возражал, чувствовал, что три года непрерывной нервотрепки изрядно подкосили накопленный на египетских и турецких «олклюзивах» запас терпения. Но Форос, по всей вероятности, казался товарищу Шелепину слишком близким к натовской Турции, Кобулети к Ирану, Юрмала, посетить которую я был весьма не прочь, к ФРГ и Финляндии, Алаколь – к Китаю, который, к слову сказать, в этом мире успел развязать небольшую ядерную войну против своих же граждан в Шанхае, а потом стремительно повторил подвиг СССР от 1992 года и развалился на десяток враждующих между собой кусков…

А если без фантазий, то все было куда прозаичнее. Ничего кроме опостылевшей турбазы никто и не попытался предложить. Узковата оказалась клетка, и решетки в ней совсем не золотые. Только после моего категорического отказа «потому что изабелла», тяжелые колеса бюрократии провернулись, и скрипя от возмущения выдали «мандат» на безвестную деревеньку, живописно раскинувшуюся по берегу небольшой подмосковной речушки.

Я с Катей и Надеждой, Анатолий с женой Люсей и сыном-дошкольником разместились в небольшом, но все же двухэтажном кирпичном доме, который до революции явно числился «дворянским гнездом», впрочем, совсем небогатым – по площади он примерно соответствовал коттеджу моих оставшихся в будущем родителей. Однако планировка отличалась в корне, тут четко прослеживалась господская половина, и комнаты прислуги. В которых, кстати сказать, и на 50-м году революции жила экономка, она же кухарка, и ее муж, классический деревенский мужичок, любящий выпить, поболтать, но при этом способный справиться с любой задачей по хозяйству. Голову даю на отсечение, по совместительству – осведомитель, а то и штатный агент КГБ.