Дмитрий Дашко - Гвардеец

Ушаков придвинул стопку к себе, вперил в нее взгляд. Лицо его постепенно наливалось кровью, дыхание участилось, ноздри раздувались, словно у ищейки, почуявшей след. Он спровадил секретаря и уставился на меня как чекист на врага народа.

— Откуда они у тебя? — хмуро спросил Ушаков. — Неужели присвоил в доме Сердецких? Я был о тебе лучшего мнения, барон.

— Никак нет, — с обидой произнес я. — Я ни копейки не вынес из дома Сердецких. Зря вы обо мне, так говорите, Андрей Иванович.

— Тогда где ты раздобыл эту дрянь? — рявкнул побагровевший Ушаков.

— Ростовщик Пандульфи вместо сдачи выдал.

— Пандульфи… Не знаю такого. Рассказывай все от начала до конца.

Я, пока добирался, успел составить в голове примерный план доклада, поэтому бегло изложил события, начиная с заложенной шпаги, и, заканчивая недавними событиями.

— … и только на улице понял, что в руках у меня фальшивые монеты.

— И ты никому об этом не стал говорить?

— Признаюсь, были мысли арестовать Пандульфи, но потом я решил, что вернее будет рассказать вам, что и как.

Ушаков задумался.

Я стоял напротив, стараясь не мешать ему. Наконец, генерал очнулся:

— Молодец, что ушел тихо, — одобрительно произнес он. — Рыбку не спугнул. Говоришь, Пандульфи звал тебя, обещал познакомить с полезными людьми.

— Так точно.

— И приглашение это ты пока не принял.

— Не понравилось мне оно, Андрей Иванович. Фальшивое, как эти пятаки, — я кивнул в сторону медяков, разложенных на столе.

— И я чую, что неспроста тебя ростовщик заманивает. Чего-то он от тебя хочет, и мне, грешному, любопытно узнать чего именно.

— Может, я к нему снова приду за деньгами. Мало ли какая нужда у меня образоваться могла, — предложил я.

Ушаков покачал головой.

— Нет, на тебя у меня другие виды. Ты все же ступай к себе, отоспись и приходи завтра прямо сюда. Утра вечера мудренее. Я тут покумекаю малость и определю, как мы поступим.

Я давно заметил, что Ушаков любит принимать решения после долгого и тщательного обдумывания. Наверное, эта привычка позволила ему так долго сохранять за собой кресло.

Дома меня ждал встревоженный Карл. Ему рассказали, что Ушаков забрал меня с собой, и кузен изнемогал от дурных предчувствий. Слишком памятным оказалось пребывание в казематах. Слишком…

— Все в порядке, Карл. Не стоит волноваться: Андрей Иванович не собирается отправлять меня в колодничью палату, — бравурным тоном произнес я на пороге.

— Ушаков очень хитрый и опасный человек. У него глаза как у лисы, никогда не знаешь, что прячется за их выражением. Зачем ты связался с ним, Дитрих?

— Можно подумать меня кто-то спрашивал, — усмехнулся я. — Давай лучше на стол мечи, что у нас в печи.

Карл, хоть и сносно овладевший русским языком, до сих пор не понимал многих идиом и потому застыл с растерянным удивлением.

— На стол накрывай, — хмыкнул я. — В смысле жрать хочу, больше чем… Э… не буду смущать твой юный возраст.

Карл все сильнее и сильнее проявлявший задатки Казановы лукаво подмигнул и, вооружившись ухватом, извлек из печи горшок, приподнял крышку. Пахло изумительно. Что может быть лучше каши с мясом, приготовленной в печке!

— Дарья сегодня превзошла саму себя, — одобрительно произнес я, доставая ложку.

— Это не Дарья готовила, — скромно потупил глазки Карл.

— Да? — изумленно протянул я. — И кто же новая Марья-кудесница?

— Как ты догадался? — округлил глаза Карл. — Ее действительно зовут Маша. Она прислуга из соседнего дома. Служит у медика из Англии, если не ошибаюсь, его зовут Джоном Куком [18].

— Что это за птица?

— Птица? О, майн гот, ты опять пользуешься непонятными русскими словечками! Неужели нельзя хотя бы в разговоре между нами пользоваться языком наших отцов?

— Если хочешь в совершенстве изучить русский, привыкай, что мы даже наедине будем общаться только на этом языке. Так что это за доктор?

Спрашивал я отнюдь не из праздного любопытства. Как и у любого нормального человека у меня имелся и собственный шкурный интерес. Кирилл Романович предупреждал, что здесь я подвержен тем же болезням, что и любой житель этих мест. Прививки, сделанные в детстве, остались там… в будущем, в другом теле. Чума, оспа, любой бич восемнадцатого века несет мне смерть. И хотя ничего серьезного я после выхода из Петропавловской крепости не подхватил, о здоровье стоит позаботиться.

Здешняя медицина больших высот пока не достигла, люди предпочитали обращаться к приезжим светилам из-за рубежа или к знахарям, хотя последнее не поощрялось. Оставалось надеяться, что новоприбывший Джон Кук является специалистом своего дела. Мне стоило показаться ему, ибо виска на дыбе давала о себе знать.

Карл начал рассказывать о соседе:

— Он очень хороший доктор, хирург.

— А к нам его, каким ветром занесло?

— Попутным, кузен. Маша рассказала, что господин сей в прошлом году заболел сильной лихорадкой, и хотя, английские доктора справились с болезнью, но последствия остались. Порой у него бывают приступы. Ему посоветовали сменить климат, и вот он совсем недавно прибыл в Петербург, где, прожив в британской таверне Фрейзера, понял, что лучше снять на свои деньги дом. Теперь он наш сосед, временно служит при Медицинской канцелярии, посещает госпитали и там много оперирует.

— А на дому пациентов принимает?

— Ты вроде не производишь впечатления больного. Зачем он тебе, Дитрих?

— Да так… неприятные мелочи. Узнай у своей Маши, пожалуйста. Я б к нему на прием записался.

— Как скажешь, кузен. Тогда, — он почесал голову, — я сбегаю прямо сейчас. С Машей… поговорю.

— Сбегай, сбегай, — с ухмылкой закивал я. — Что, даже ужинать не станешь?

Куда там! Карл схватил гренадерку и умчался с такой скоростью, будто за ним гнались.

— Если ночью не приду, за меня не волнуйся, — на ходу прокричал он.

«Вот она молодость», — вздохнул я, запуская ложку в горшок с кашей.

Ладно, мне больше достанется. С утра голодный хожу.

Ночь прошла тихо и спокойно. Мне снился родной город, улицы, запруженные машинами, толпы пешеходов, замерших на светофоре, витрины супермаркетов, эскалатор в самом крупном из них. Кажется, я соскучился по этому урбанистическому пейзажу.

— Вставай, Дитрих. Все на свете проспишь! — голос Карла вырвал меня из забытья.

— Встаю, — поспешно произнес я. — Я так понимаю, ты только сейчас заявился. Как Маша?

— О, Маша! — с благоговением произнес кузен. — Она прекрасна! Амур сразил меня наповал. Я готов быть ее рабом до конца моих дней.

— Значит, недели на две тебя хватит, — резюмировал я, поскольку знал привычки и манеры кузена. — Что насчет доктора?

— Он примет тебя сегодня, прямо с утра. Я договорился, — гордо сказал Карл. — Так что пошевеливайся, братец.