Дмитрий Дашко - Гвардеец

На дворе сейчас лето 1736-го. Мы второй год воюем с Турцией, и довольно неплохо. По случаю взятия у турок Азова императрицей были устроены пышные торжества, делался праздничный фейерверк. Зимой ожидается приезд главнокомандующего армией — генерал-фельдмаршала Миниха. Он прибудет в Петербург, чтобы составить план следующей кампании. Зная честолюбивый нрав полководца, не сомневаюсь, что намерений у него много, а значит, войск понадобится еще больше. Поговаривают, что на этот раз на войну пойдут и гвардейские части, а пока что все четыре лейб-полка (три пехотных и один конный) несут мирную службу в летних лагерях-кампанентах. Не могу сказать, что известие это вызвало единодушное одобрение в наших рядах. Есть среди нас такие, что каждый день ставят в церкви свечки, моля, что бы спокойная жизнь, вдали от сражений, продолжалась как можно дольше.

Польшей правит король Август III, обязанный короной русским штыкам. Шляхта в расколе: одна половина отрабатывает деньги французские, другая — наши. Сосед идет на соседа, и правая рука не ведает, что творит левая.

И ой как прав в своей логике генерал-аншеф Ушаков, когда, отправляя нас в неблизкую поездку в земли польские, предупредил, что в случае провала всячески будет открещиваться. Да, формально Август — наш друг и союзник, вроде полагается ввести его в курс дела, но какой от этого толк, если цель поездки отряда мигом станет известна и тем, до кого собираемся добраться. С таким же успехом можно ехать по Польше с развернутыми транспарантами: «Мы — русские. Едем, чтобы покарать ваших фальшивомонетчиков». Не берусь загадывать, что ждет нас в итоге.

Андрей Иванович Ушаков, генерал-аншеф, великий и всесильный инквизитор, задавший столь непростую задачку, звонко хрустнул пальцами и улыбнулся так, что в теплом кабинете вдруг сделалось морозно:

— А коли меня понял, слушай и дальше. В сроках тебе ограниченья нет, но чем быстрей обернешься, тем сподручней. Да и я меньше изведусь. Кого думаешь с собой взять?

— Если не возражаете, Андрей Иванович, я бы прихватил моего кузена Карла фон Брауна и двух доверенных гренадер: Чижикова и Михайлова. Все они мне хорошо известны, обучены и могут сгодиться в случае надобности, — перечислил я.

— Надобность обязательно появится. В место я тебя засылаю гиблое. Уж извини старика. Поручение не из простых, для таких и нужны мне люди... не простые, — последнее слово Ушаков выделил особой интонацией, словно с потайным умыслом. — А чтобы полегче вам было, еще одного человечка определю.

Так, кажется, полнотой доверия меня не наделили. Ушаков хочет приставить кого-то из своих. Только «казачка» нам для полноты коллекции не хватало.

Должно быть, эти мысли так явственно отразились на моем лице, что генерал не выдержал и рассмеялся:

— Полноте кручиниться, барон. Я-то думал порадовать тебя, а ты волком на меня уставился. Знаешь моего человечка, хорошо знаешь. Из-за него трам-тарарам с гвардейцами своими на весь Петербург поднял.

Ушаков два раза позвонил в колокольчик, и я увидел, как в кабинет входит... Михай в коротком, похожем на куртку кафтане. Глаза затравленные, похудевший, спавший с лица, бледный, будто только что из могилы. Хотя как сказать, мы ж его действительно с того света выдернули.

— Ну, узнал того, из-за кого дом Сердецких на приступ брал? — уперев руки в боки, довольно произнес Ушаков.

— Точно так, узнал, — сказал я, поднимаясь.

Эх, Михай. После того как мы выручили тебя из княжеского поруба, я боялся спрашивать Ушакова о твоей судьбе. Все тянул до последнего момента, мечтая услышать хорошие новости.

— Я слово свое сдержал: Михай таперича вольный человек. И невеста евонная Ядвига тоже не в холопках ноне. Но вот со службой военной ему придется повременить. Бери его с собой, барон. Парень польский в совершенстве разумеет, читать и писать выучен. Такой тебе завсегда пригодится.

— Спасибо, Андрей Иванович, — только и смог произнести я.

— Хлопец за тебя и в огонь и в воду пойдет, барон. Аки пес верный. Точно я говорю, Михай?

— Точно, батюшка. — Михай низко поклонился. — Но не токмо за барона фон Гофена, но и за вас, Андрей Иванович. Благодетель наш.

— Хватит волосами пол подметать. Ступай в услужение к барону. В Польшу поедешь с ним, будешь его глазами и руками. Не боись, узнать тебя не должны, — добавил Ушаков, видя испуганную реакцию Михая при упоминании о Польше. — Надлежит вам остановиться в городке приграничном Крушанице, найдете там лавку скобяную купца Микульчика, спросите у него: «Как здоровье пана Дрозда?» Ежели ответит, что преставился пан Дрозд, поворачивайте в Россию, делать вам в Польше нечего. Скажет, что Дрозд идет на поправку и хочет на костел новый деньги пожертвовать, договаривайтесь, где с человеком нужным встречаться будете. Князь Чарторыжский обещался проводника доверенного прислать, что к злодеям поможет дорогу найти.

— А если этот Микульчик заявит, что знать никакого Дрозда не знает? — спросил я.

— Тогда это не тот Микульчик, — спокойно отрезал Ушаков. — Велю вам пачпорта подготовить. Дабы путаницы не наблюдалось, имена проставим настоящие.

— А как добираться, Андрей Иванович, — морем или по суше? — спросил я, не очень представляя географию маршрута.

— Каким морем?! Корабли не каждый день туда ходят, пока дождетесь оказии... А судно заради вас я фрахтовать не собираюсь. По суше, по суше, родимые. Езжайте верхом, нечего в каретах трястись, будто вельможи какие. Денег дам достаточно, чтобы в лошадях и припасах ограниченья не знали. Но кутить не вздумайте! Дойдут до меня слухи — следующую поездку в Сибирь устрою, чтоб кровь молодецкую охолонуть.

— Насчет этого даже не думайте. Я и сам в рот ни капли не возьму, и людей своих в узде держать буду, — довольно опрометчиво пообещал я.

— Вот и молодцом. К утру все будет готово. Когда в путь двинешься?

— Завтра, наверное, и поеду, — предположил я.

— Добре. Готовь платье партикулярное, насчет харчей покумекай, а лошадей попервой из конюшен государевых возьми. Указание на сей счет мое будет. А теперь с Михаем можешь домой идти. Я тебя не держу боле. — И Ушаков сделал повелительный знак рукой.

— Пойдем ко мне, Михай, — предложил я, когда мы оказались на улице.

Ветер нагонял высокие волны Невы к берегу, с клекотом носились чайки, на небе собирались грозовые тучи. Липкая жара уступила место приятной прохладе.

— Погода меняется, — отстраненно сказал Михай.

— Э, не только погода, братец. Жизнь, она тоже не стоит на месте. Если ко мне не хочешь, давай в австерию забредем. Я угощаю, — сказал я, не понимая холодности бывшего подчиненного.

— Уж простите меня, господин сержант, — с тоской произнес Михай, едва стоило нам удалиться от Петропавловской крепости. — Велено мне генерал-аншефом пригляд за вами делать и обо всем позже ему обсказать при возвращении. Такова плата за освобожденье от ярма рабского. Соглядатая и наушника из меня Ушаков сделал, в каморы к арестантам подсаживал, чтобы те, за своего принимая, секретами бы поделились. Не противно ли вам, господин сержант, после всего этого со мной рядом находиться, воздухом одним дышать?