Николай Берг - Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 2) [СИ] (Прода от 28.01.2013)

— Вполне зачетно, даже для компьютерной игры не то что кино. Погибла она?

— Погибла — Павел Александрович грустнеет — 2 мая 1945 года ее подвозили минометчики и дурак-водитель, спьяну скорее всего, улетел в овраг. Людей кузовом и накрыло.

— Я ненавижу пьяных водителей — довольно злобно высказывается громила омоновец.

— Продолжаем! Мария Карповна Байда, санинструктор. Герой Советского Союза. Вот она — комсомолка и красавица, медсестричка. Оборона Севастополя. Помимо того, что вытянула с поля боя около сотни раненых — причем с оружием, на что внимание обращаю особо, и не просто вытянула, а еще и перевязала и подбодрила, что в условиях когда смерти сотнями рядом летают, взрываются и орут неподалеку на чужом языке даже для мужика — задачка непростая, так она еще в ходе выполнения этой своей тяжеленной работы набила никак не меньше двадцати гитлеровцев. Девчонка, двадцатилетняя. Четверых фрицев — врукопашную. И без соплей, заламывания рук и размышлений о сушности всего сущего. Потому как после того, что видела в ходе обстрелов и бомбежек города за людей нацистов уже не держала. Эту нелюдь надо было остановить. Вот она и старалась.

— Что-то как-то уж очень густо — сомневается омоновец.

— Да ничего особо густого — у нее автомат был немецкий, поэтому немцы не раз ошибались, ориентируясь по звуку и считая, что стреляет рядом свой. А это была Маша, никак им не своя. Еще и ухитрялась трофейное оружие приволакивать и боеприпасы с немцев снимать не забывала, тоже задокументировано, между прочим. И нескольких наших пленных освободила, когда их немцы в плен гнали, она конвоиров и примогилила, они и понять не успели, откуда по ним прилетело. Потом попала в плен, когда город пал — тяжело раненая, со сломанной ногой, выжила в концлагерях и когда угодила на работы к бауэру, чуть его вилами не приколола за хамство. Строптивая была рабыня. Чудом уцелела, может и потому, что с Сопротивлением была связана тогда. Правда из-за этого же и в гестапо угодила, начальник земляком оказался, родился на Украине и потому знакомство начал с того, что выбил молодой женщине половину зубов. Держали ее в подвале, где пол был залит ледяной водой, а допрашивали, ставя у камина, так чтоб обжигало — ну надо же подсушить после подвала-то…

— Погибла?

— Нет, выжила. И замуж вышла и детей родила и депутатом стала и почетным гражданином города-героя Севастополя. Годится? Особенно в плане постановки сцен перестрелок и тактических уловок?

— Да, годится. А третья?

— Совсем не проблема. Александра Авраамовна Деревская.

— ГСС или кавалер Славы?

— Ни то ни другое. Но любой Миле Йовович или там Анджелине Джоли остается только по стойке смирно стоять. Когда в Ставрополь привезли эшелон эвакуированных из Ленинграда детей-сирот, малыши стоять уже не могли, дистрофики. Горожане разобрали детей по домам, осталось семнадцать самых слабых, их брать не хотели — чего там брать, все равно не выходишь, только хоронить… Всех их взяла себе Александра Авраамовна Деревская. И потом продолжила. Забрала братьев и сестер тех, что были у нее. Ее дети вспоминали потом: "Однажды утром мы увидели, что за калиткой стоят четыре мальчика, меньшему — не больше двух… Вы Деревские… мы, тетенька, слышали, что вы детей собираете… у нас никого нет… папка погиб, мамка умерла… Ну и принимали новых в семью. "А семья наша все росла, таким уж человеком была наша мама, если узнавала, что где-то есть одинокий больной ребенок, то не успокаивалась, пока не принесет домой. В конце 1944 узнала она, что в больнице лежит истощенный мальчик шестимесячный, вряд ли выживет. Отец погиб на фронте, мать умерла от разрыва сердца, получив похоронку. Мама принесла малыша — синего, худого, сморщенного… Дома его сразу положили в теплую печку, чтоб отогреть… Со временем Витя превратился в толстого карапуза, который не отпускал мамину юбку ни на минуту. Мы прозвали его Хвостиком….

К концу войны у Александры Авраамовны было 26 сыновей, и 16 дочерей. После войны семью переселили в украинский город Ромны, где для них был выделен большой дом и несколько гектаров сада и огорода. На могильной плите матери-героини Александры Авраамовны Деревской — простая надпись: "Ты наша совесть, мама"… И сорок две подписи… Впечатляет?

— Да, сильно — помолчав соглашаемся мы.

— А я бы мог и продолжить, между прочим. Например про тех, кто против наполеоновских мародеров партизанил. Хоть например Василису Кожину взять. Отряд-то у нее был тоже из баб и подростков, мужиков в деревне не осталось. И про девчонок из батальонов смерти и про медсестричек первой мировой. И про дев-воительниц гражданской войны — с обеих сторон причем. И про Финскую. Ну а про Великую Отечественную — одних снайперш год вспоминать времени не хватит. В каждой армии была "девичья рота". Можно б рассказать о Алие Молдагуловой, Татьяне Костыриной, Наташе Ковшовой, Маше Поливановой, Татьяне Барамзиной, Людмиле Павличенко или Розе Шаниной. А еще девчонки — летчицы. Те же "ночные ведьмы" за время войны со своих кукурузников по сто тонн бомб сбросить ухитрились. А полк Гризодубовой! А танкистки? Маша Логунова, с которой то же, что с Маресьевым произошло. Или Октябрьская, сдавшая деньги на свой танк "Боевая подруга" и воевавшей на собственном танке? А связистки? Саперы? Подпольщицы? Не говорю о тех, кто работал, отдельная песня. Но и потом к слову — даже в Афгане наши девчонки себя проявили. Например когда наши заклятые друзья смогли устроить биологическую диверсию и была холера в Джелалабаде, поразившая ДШБ. В Таджикистане тоже нашим дечонкам пришлось хлебнуть.

— Тоже биологическая диверсия была? — удивляюсь я.

— Там много чего было разного. И грузовичок с арбузами от добрых таджиков для наиболее боеспособной части тоже был. По результатам расследования — шприцом в каждый арбуз было введено немного постороннего продукта. Ваш брат медики и разбирался.

Тут мне приходится покинуть теплую компанию — прибежал мальчишка посыльный — узнали, что врач приехал, надо в медпункт поспешить. Пока иду по ассоциации вспоминаю, как незадолго до Беды пришел в музей обороны Ленинграда — отснять выставку погон и пару новых стендов. Немного увлекся. Одна из сотрудниц видимо от скуки (а может закрываться было пора, а я там торчал) стала как — бы помогать — то свет включит где надо, то посоветует что полезное. Разговорились. И тут она начинает говорить уже много раз мною слышанное — типо на войне все были одинаковы и так далее… Я, признаться, удивился — спрашиваю: "Как же так — мы вот стоим у стенда, где немецкие воины привычно вешают нашу женщину или девушку. И я таких фото в течении пятнадцати минут в инете наберу два десятка, что говорит о широком распространении такого действа со стороны немцев. А вот фото, а котором наши бойцы вешали бы немку — за свою длинную жизнь ни разу не видал".