Александр Конторович - Гвардия «попаданцев». Британию на дно!

Вот относительно права — это я приврал. Имею и самое полное — никто и не хрюкнет. Законный трофей — взят на поле боя. Но это если с точки зрения генерала судить. Тут все по правилам. А вот с точки зрения дворянина — есть нюансик… Именно как знатный дворянин, я могу и даже обязан оказать храброму противнику должное уважение. Даже когда мы сцепились с королевскими чиновниками по данному вопросу (очень уж некоторым товарищам хотелось данное знамя к ногам королевским положить со всей положенной в таких случаях пышностью), де Брега мою точку зрения обосновал и этих умников осадил. Жестко и бескомпромиссно! Что и говорить — знает маркиз свое дело! Так что в данном случае знамя — мой личный трофей. Могу отдать королю, а могу и герцогу — мое право! И требовать его король в подобной ситуации не может — есть, оказывается, и на этот счет какие-то старые ордонансы, такие случаи регламентирующие. Вот если бы не был я генералом и графом — тут уже совсем другие коврижки вышли бы. Думаю, что и Гордон на эту тему уже проконсультировался кое с кем…

— Прошу вас, ваша светлость!

Рокочет барабан, и знамя медленно склоняется перед герцогом.

По знаку Гордона двое из сопровождающих подходят к знаменосцу и принимают знамя из его рук.

Лязг металла — обе выстроившиеся вдоль бортов шеренги берут оружие «на караул». Залпом бьют орудия.

Кивок головы герцога, и эта парочка со знаменем спускается по трапу в лодку. Так, двоих он отослал… стукача удалил?

— Прошу вас, ваша светлость, принять также и оружие храброго командира полка — вашего сына!

А вот тут железный дядька дрогнул…

Взяв в руки шпагу, он как-то потух… ненадолго, но я это успел заметить.

— Если бы все солдаты и офицеры английской армии проявили бы такую храбрость и неустрашимость в бою, я не имел бы чести, ваша светлость, с вами сегодня беседовать.

— Генерал… вы сами присутствовали при этом бое?

— Полк маркиза атаковал мой штаб. Один, все прочие части были отправлены в другое место, и никто не оказал ему поддержки в трудную минуту.

— Как… как все это происходило?

— Полк развернулся в боевой порядок и атаковал прикрытие штаба. Не скрою, мы превосходили ваших храбрых солдат в скорострельности и дальнобойности. Любая другая часть — давно бы отошла назад. Но когда я услышал волынки… то так и сказал маркизу да Брега — эти не отступят! И они не отступили. Мы сошлись в штыковую, в моем оружии больше не осталось зарядов, многие офицеры были ранены… На наше счастье, к нам подмога подошла вовремя, чего не могу сказать об армии нашего противника. Никто не пришел к ним на помощь, хотя, насколько я знаю, полковник об этом просил неоднократно.

— Как он погиб?

— Мы сошлись в рукопашной схватке. Полковник был ранен раньше, но не покинул поля боя. Мы насчитали на его теле четыре раны — пулевую, осколочную и две штыковые… Это был храбрый человек и опытный командир, ваша светлость. Вы можете им гордиться! Он не посрамил славного имени!

Гордон внимательно на меня смотрит. Делает несколько шагов в сторону, знаком приказав своему сопровождающему оставаться на месте, и мы, таким образом, оказываемся в относительном одиночестве. Насколько это вообще возможно на небольшой палубе.

— Генерал… «Ночной гость» — ваше имя?

— Мое, ваша светлость.

— Я слышал о вас… мнение такого противника — многое для меня значит. Вы — не из придворных шаркунов, и уж если говорите, что битва была тяжелой…

— И весьма, ваша светлость.

— Вы видели, как именно погиб мой сын?

— Увы, нет. Это было в стороне от меня. Там была такая свалка…

— Да, я это слышал. В бой вступили даже ваши музыканты.

— Ваши — тоже. Уцелел только один волынщик, его подобрали раненного.

Герцог некоторое время молчит, глядя куда-то вдаль.

— Что вы хотели от этой встречи, граф?

— Поверите ли — ничего! Здесь нечасто встречаются столь храбрые солдаты — имею в виду в английской армии. Я не первый раз схожусь с ней лицом к лицу…

— Наш полк — часть этой самой армии!

— Ваш полк — шотландцы, а это — храбрые солдаты, не чета прочим! Впрочем, ваша светлость, не мне об этом говорить — вы и сами все лучше меня знаете. Я просто хотел лично выразить свое уважение отцу храброго противника, раз уж такая возможность мне представилась. В первый раз, между прочим…

— Что ж, вы это сделали! И я вам благодарен за такую любезность, генерал!

— В таком случае, ваша светлость, позвольте мне откланяться. Все-таки наши страны официально находятся в состоянии войны, и мне не хотелось бы ставить вас в неудобное положение.

Гордон выдвигает из ножен шпагу и осматривает клинок. На нем видны зазубрины — хозяин явно рубился в полную силу.

— У вас есть при себе монета, генерал?

— Есть, — демонстрирую ему золотой. — Подойдет?

— Подбросьте его…

Щелчком отправляю монету вверх.

В-з-з-жик! Бзынь-нь!

И по палубе прыгают две половинки разрубленной денежки… а герцог невозмутимо прячет шпагу в ножны. Наклоняется и подбирает обе части монеты. Кладет одну из них в карман.

— Возьмите, граф, — протягивает он мне вторую. — Когда прибывший человек покажет мне это, я пойму, что могу говорить с ним — как с вами. Война не будет вечной…

Весна 1799 года. Где-то в водах Ла-Манша.

— Сэр! Горизонт чист! С «Боадицеи» сообщают — все в порядке.

Капитан Джордан оторвал от глаза подзорную трубу и повернулся на голос. Молодой лейтенант, несший сейчас вахту, замер у трапа.

— То есть вы хотите сказать, что никакие опасности нас не подкарауливают?

— Совершенно верно, сэр!

— Хм… — отложив подзорную трубу в сторону, капитан спустился вниз, сделав знак вахтенному офицеру оставаться на мостике.

Палуба корабля была безлюдна, лишь дежурный наряд матросов, ожидая команды, застыл около грот-мачты. Внешне ничего не говорило о том, что более двухсот морских пехотинцев затаились под палубой в ожидании команды. Обычный корабль — не более того. Даже часть пушечных портов была замаскирована и с некоторого расстояния — почти незаметна. Аналогичные меры, предпринятые и на втором корабле, сделали и его неопасным противником. По крайней мере — внешне. А вот вблизи… любого нападающего ожидал крайне неприятный сюрприз!